Моррис был на грани обморока. Встретив на обратном пути в коридоре Дионизио, он стал умолять гнома дать ему снотворного. Но тот, сверившись с планшетом, заявил, что Моррис уже получил предельно допустимую дозу. Его накачали транквилизаторами по уши, как всегда при сильных повреждениях. Санитар заискивающе улыбнулся:
– Я это вот скажу. Только перенесу лекарства и приду. И мы с вами объединяй – наши компании. Что скажете?
Из милосердия Моррис не сказал ничего. И потащился на койку – прибежище ужаса и рыданий над своей судьбой.
Глава двадцать восьмая
На четвертый день Паола договорилась, чтобы его кровать отгородили ширмой, и решила поразвлечься, проявив активность известного рода. Ну как же, сперва три недели тюрьмы, теперь вот опять казенный дом. За целый месяц всего одна ночь в супружеской постели, хоть на развод подавай!
Может, она просто желала подбодрить больного мужа этими фривольностями? Моррис, удрученный пропажей пальто, гораздо больше интересовался выражением ее лица, чем сексом. И пришел к однозначному выводу: хоть Паола и тянет руку под простыню совсем как прежде, что-то здесь не так. Даже в ее привычных замашках словно бы проявилось нечто утрированное.
Паола двинулась штурмовать пижамные штаны, но осталась явно разочарована. Это от таблеток, нашел оправдание Моррис.
– Полезай-ка под юбку, – скомандовала Паола. – Боже, до чего ты сексапильный в этих бинтах!
Она прижалась коленями к краю кровати. Трусиков на ней, разумеется, не было. Большой палец Морриса легко скользнул внутрь. Завязалась обычная эротическая пантомима: раскачиваясь взад-вперед, Паола елозила по его запястью.
– Вынь и оближи, потом целуй меня.
Сказано – сделано. Паола запихнула палец обратно в себя, одновременно слизывая собственный сок с его губ. Так и есть, понял Моррис, ему стараются запудрить мозги. Она что-то узнала? Если да, то что именно? Только про Бобо или еще про Массимину? Может быть, письма из пальто попали к Паоле? А подозревает ли она, что муж догадался? Или просто хочет показать, что с такой властью запросто превратит его на всю жизнь в сексуального раба?
И когда же наконец начнет округляться ее живот? Мими уверяла, что Паола беременна. Рождение ребенка, чувствовал Моррис, положит начало их новой жизни. Наверняка тогда с женой легче будет иметь дело, она обязательно станет достойна того, чтобы не покидать ее до смерти. Это вопрос только времени.
Когда лицо Паолы уже исказила довольно-таки неприятная гримаса, – предвещавшая оргазм, над ширмой вдруг выросла черная курчавая башка. Боже, какой стыд! Моррис было дернулся, но Паола, как клещами, впилась в руку и прижалась еще тесней, чтоб без остатка выдавить положенное. Дыхание ее сделалось быстрым и прерывистым.
Кваме взирал на эту картину поверх ширмы с довольной улыбкой. Моррис так и не сумел освободиться: бедра стискивали его запястье все крепче. Он был унижен до глубин, до предела.
– Господи! – выдохнула Паола. – Господи-господи-господи-и-ии… и! – Потом открыла глаза и спросила вполне трезво: – Ты зачем удрать пытался, Мо? Вот сукин сын! – Я чуть мимо не пролетела, оно мне надо?
Судорожно обтирая руку о простыню, Моррис прошипел:
– На нас смотрят.
Кваме вмиг принял выражение святой невинности.
– Добрый день, босс.
– А, Кваме, – Паола оправляла подол, ни тени смущения на раскрасневшемся лице. – Я думала, ты в машине дожидаешься. – Вместо шока и раскаяния она даже ухитрилась мило улыбнуться. Бесстыжая шлюха!
– Надобно с боссом поговорить по службе, – объяснил негр. – А приемные часы только эти. – Он зашел за ширму. – Босс, я хотел сказать, тут стращать начали…
Оказалось, ему под дверь уже не раз подбрасывали писульки: дескать, черномазые, убирайтесь вон. В окно запустили камнем. На машине вообще нацарапали про каких-то винегретов. Моррис пообещал сообщить в полицию. Потом стал наставлять Паолу и Кваме насчет неотложных дел в компании: переписка с «Доруэйз» и прочими клиентами, подтверждение заказов. Обязательно выяснить, каким образом Бобо обналичивал деньги для «черных» расчетов с поставщиками. Если все пустить на самотек, «Вина Тревизан» разорятся и погибнут. Паола начала ныть, что для нее это слишком сложно, пускай Моррис сам разбирается, когда выпишут. Но Кваме, к его удивлению, выудил из кармана модных брюк блокнот и все тщательно записал, даже попросил повторить на всякий случай указания. Глава предприятия, невзирая на недавний конфуз и прочие несчастья, от души порадовался успехам способного ученика и верного помощника. Сообщники обменялись успокаивающими взглядами.
– Povera faccia selvaggia, – сюсюкала Паола, – бедняжечка-дикарь, весь в дикарских украшениях…
Так знает она или нет? Если нет, то с какой целью ломает комедию, перегибая палку?
– Кстати, – небрежно бросил Моррис, – после того, как убили проклятую псину, не знаете, что стало с моим пальто? По-моему, в кармане остался бумажник.
Оба медлили.
– Вы были весь в кровище, босс. Этот здоровый пес, он налетел как черт.
– Но потом карабинеры его пристрелили. По крайней мере, Форбс так сказал.
– Мы сперва пробовали оттащить, а уж после они пристрелили. До чего был лютый, ух!
– Но с какой стати? – удивилась Паола. – Раньше этот пес никогда себя так не вел.
– Полиция сказала, его кто-то хотел отравить, хозяйка.
И Моррис в который раз восхитился талантом этого парня ко лжи, – вернее, к – безобидной полуправде. Кваме держался, точно не знал и половины того, что ему довелось увидеть своими глазами. А еще радовало, что негр, вопреки подсмотренным гнусностям, продолжал выказывать миссис Дакворт полное почтение.
– Что же все-таки с моим пальто, ума не приложу? – повторил Моррис.
Кваме помотал головой:
– Когда я помогал класть босса на носилки, пальто было при нем.
– Надеюсь, кредитных карточек там не было, а, Мо? – Паола характерно поерзала бедрами, играя капризной улыбочкой на надутых губах. Отлично, подумал Моррис, если игре предстоит быть долгой и жесткой, он и это выдержит не хуже всякого другого. Но в конце концов пальто и письма где-нибудь обязательно всплывут.
На следующее утро – всего за сутки до операции – его навестила Антонелла, и после некоторых колебаний согласилась почитать Моррису его английскую Библию. На ней был скромный наряд черно-коричневых тонов. Моррис снова стал рассказывать о своем обращении, о желании служить Богу, о намерениях – если, конечно, она не возражает, – сочетать бизнес с благотворительностью, о планах построить часовню при заводе. Невестка сидела совсем близко, ее руки казались особенно бледными на черном переплете, темные волосы ниспадали на пышный бюст.
– Так что тебе почитать? – спросила она.
– Да что хочешь. То, что выбрала бы для себя.
– Боюсь, я не большой знаток, – смутилась Антонелла. – У нас, католиков, простые прихожане редко сами читают Библию.
Это смирение тронуло Морриса до глубины души.
– Когда я совсем поправлюсь, давай читать вместе, – сказал он. – Это будет замечательно. И тебе не мешало бы отвлечься. Можно по-английски – совместим веру с учебой. Отличный случай вернуться к твоим урокам, раз Стэн больше не может.
Моррис очень надеялся, что никто не сказал американцу про больницу. Меньше всего ему хотелось бы, чтоб этот подлипала ездил к Антонелле, а она выходила навстречу.
Невестка благодарно улыбнулась, а Моррис подумал: ее визит означает, что если даже кто-то заполучил письма и сумел сопоставить факты, кот все равно еще в мешке. Не то бы Антонелла, наверное, глаза ему выцарапала.
– Знаешь что, открой-ка наугад, – предложил он, кивнув на том с золотым обрезом. Если когда-нибудь он напишет книгу, хорошо бы ее издать именно в таком оформлении.