Карина резко дернула плечом, и рука Авраама безвольно упала – похоже, этот слизняк был настолько парализован ужасом, что даже не помышлял о сопротивлении. Хотя, глядя на киборга, немудрено было испугаться – его вид и впрямь был страшен. Лицо Артура представляло собой один большой синяк, по правой щеке шла длинная, от виска до подбородка, ссадина, вторая, зловещего бордового цвета, поперек лба, часть волос была содрана вместе с кожей и держалась на небольшом лоскутке. Одежда уцелела, но рука висела безвольно, хотя и не причиняла, похоже, беспокойства хозяину. В общем, тот еще был видок, но движения уже приобретали прежнюю легкость и плавность, а глаза смотрели по-прежнему зорко и… равнодушно.
– Я прошу извинить, – голос киборга звучал чуть надтреснуто. – Пришлось немного рисковать – стреляя из бластера до восстановления системы наведения, я мог нанести вам повреждения, несовместимые с жизнью.
Сказав это, он повернулся к Аврааму. Тот, словно очнувшись, потянулся за мечом, однако короткое движение руки – и оруженосец лишь булькнул, глядя расширившимися от боли и ужаса глазами на превратившуюся в окровавленное месиво из мяса, кожи и осколков костей кисть руки. Киборг чуть развернулся, занося руку для второго удара, но Карина остановила его:
– Стой. Этот предатель должен умереть страшно.
– Слушаюсь, – без выражения ответил киборг.
Если честно, Карина не совсем контролировала себя в тот момент. Фокус ненависти ее ко всем, кто захватывал замок и убивал ее родных, сместился на Авраама. Наверное, потому, что когда-то она его знала и доверяла ему, а теперь он удерживал ее, чтобы не дать сделать хоть что-нибудь. Да хоть зарезаться! Потому она это и сказала, совсем упустив из виду, что слова киборг понимает буквально. Результат превзошел любые, даже самые смелые ожидания. Уже через минуту она стояла на коленях у стены кухни, и желудок отдавал обратно все, что она недавно съела. Артур же, все с тем же спокойным, даже немного меланхоличным выражением лица продолжал свое дело, не обращая внимания ни на рвотные позывы Карины, ни на крики Авраама, от которых, казалось, дрожали стены замка. Делал он это с той спокойной сосредоточенностью, которой позавидовал бы даже королевский палач, причем ухитрился даже не запачкаться. Это Карину, когда Авраам наконец замолчал и она обернулась, удивило почему-то больше всего. Впрочем, удивлялась девушка недолго. Достаточно ей было бросить взгляд на то, что осталось от предателя, и ее начало выворачивать снова, на сей раз желчью, ибо желудок был уже пуст.
– Умер раньше, чем я рассчитывал, на три с половиной минуты, – как будто издалека донесся до нее голос Артура. – Или я начинаю терять навыки, или люди сейчас более хлипкие, чем раньше.
От этих слов блевать захотелось еще больше. Киборг спокойно дождался конца истерики, после чего неспешно подошел к девушке и, взяв ее за шиворот, потащил на кухню. Карина даже не сопротивлялась, ни когда он ее туда втащил, ни когда опрокинул ей на голову стоящее у плиты ведро ледяной воды. Второй раз за последний час, между прочим, он ее подобным образом прополоскал. Хотя, надо сказать, она раньше так часто и не блевала почему-то. Правда, от воды она моментально пришла в себя и неприлично для леди ее положения и воспитания взвизгнула. Киборг, не обращая внимания на вопли и проклятия, извлек из кармана большой платок из мягкой ткани и ловко вытер девушке лицо, после чего, оставив Карину приходить в себя, направился в сторону комнаты, в которой обычно жила кухарка.
Вернулся он буквально через минуту, неся в руке слегка помятое, но чистое платье и ворох нижнего белья, принадлежащие, очевидно, одной из кухаркиных дочерей. Обе они были чуть крупнее Карины, но совсем ненамного. Подойдя, киборг положил добычу на стол.
– Переоденьтесь. Ваша одежда грязная, рваная и мокрая. Простудитесь.
Больше всего в тот момент Карине хотелось послать его куда подальше, однако каким-то дальним уголком сознания она понимала – Артур прав. В той одежде, которая была на ней сейчас, девушке было просто холодно, и заболеть она могла запросто. Болеть же, и это она тоже понимало, было для нее в нынешней ситуации непозволительной роскошью. Кивнув, она начала развязывать шнуровку, но потом остановилась: