— Ты собираешься идти? Это ведь очень опасно!
— Почему опасно? — спокойно спросила я, в отличии от бушевавшего от волнения своего друга.
— У тебя с памятью проблемы, Амели?! — вспыхнул парень, но обдумав свои слова, чуть убавил тон и продолжил: — Никто не смеет перечь ему. Один из директоров Оперы не хотел платить деньги Призраку. Так на следующий день Призрак испортил все декорации, над которыми наш мсье Лео старался!
— Всего-то? — я подняла свою бровь, скрестив руки на груди. — Я действительно хочу пойти. Мне очень интересно, что может выйти из этого. Прошу, не лезь в это дело. Ты – мой друг. Я не хочу подвергать своих друзей опасности. И тебя в том числе.
— О-ох, ну, хорошо… — со вздохом сдался Сион. — Но если ты подвергнёшь себя опасности со стороны Призрака, то я без колебаний пойду в полицию!
— Ладно, хорошо. Я постараюсь, чтобы ты не подхватил себе лысину от обеспокоенности, папаша, — ответила я, по-доброму ухмыльнувшись.
После нашей маленькой дискуссии по поводу письма, напарник отдал мне конверт и мы с ним отправились к своему рабочему месту.
***
22:03.
Мы проработали до самой ночи. Солнце уже не светит. Её место заняла серая луна, украсив город любви своим светом и маленькими звёздочками. Я завершила кистью последние штрихи и отложила всё в сторону. А потом я и вовсе пошла в дормиторий. Для встречи с Призраком ещё много времени, так что, мне бы не помешало сейчас чуть-чуть отдохнуть и успокоить свои мысли. В комнате я переоделась. К моему счастью, меня никто из тех высокомерных девок не трогал, что шло мне на руку. Сидя на кровати Мэг, мы вели душевную беседу, на которую никто не обращал большого внимания.
— Амели, а ты когда-нибудь любила?
— Любила? Нет, я не припомню такого… А что такое? Что-то случилось с тобой, Мэг?
— Нет, просто… Ты видела виконта де Шаньи? Кристина так смотрела на него, но он не заметил её. А ведь они, по рассказам Кристин, довольно долго знакомы. Что ты думаешь об этом?
— Ну-у… — я слегка призадумалась. — Виконта представили как раз тогда, когда проводилась репетиция. Это значит, что он пришёл не во время. Он, можно предположить, не хотел мешать и покинул Оперу. Тем более, у де Шаньи та ещё проблемная черта.
— Проблемная? А это какая?
— Знаешь, что виконт служит в морском деле?
— Серьёзно?!
— Да. Его брат, граф Филипп де Шаньи, тот ещё распутный человек. В отличии от женщин, мужчины в роду Шаньи слишком далеко распускают свои руки. Даже если ты этого не знала, я уверяю тебя, такая семья на самом деле существует.
— Боже мой, а Кристина об этом знает?
— Я не могу быть уверена на этот счёт. Думаю, она не могла знать этого. Тем более, эти голубки могли бы только щебетать о том шарфике, не более.
— А откуда ты знаешь о шарфике?
— Нечаянно услышала, как Кристина разговаривала с тобой, когда виконт уходил.
— Ясно. А ты бы хотела любить, Амели?
Меня словно током шарахнуло, да, снова. При одном слове о любви меня сразу тошнит.
— Любить? — я опустила голову, погружаясь в своё детство, которое было у меня в том мире, и после недолгой паузы я продолжила: — Ты думаешь, я смогу любить? Или, полюбить кого-нибудь? О, Мэг, такой человек, как я, не знает и значения слова «любить», чего уж говорить о самом его действии…
— Но почему же?
— Всё дело в моём детстве… — грустно начала я. — Думаешь, сможет ли полюбить маленькая девочка, брошенная в детдом? — я грустно улыбнулась. — Я… Боюсь мужчин и саму любовь. Боюсь, ведь мой отец бросил меня и маму. Нет, не боюсь… Точнее, презираю. Я презираю всех мужчин на свете, даже если этого и не видно. Мне неприятно находиться рядом с мужчиной. И ты ещё говоришь о любви?
Между нами возникло молчание. Жири отвела свой обеспокоенный взгляд в сторону, сжимая мои ладони. Когда-нибудь, я всё же смогу рассказать причину моего беспокойства насчёт мужчин.
— Прости меня, Амели. Я даже и не думала об этом…
— Всё нормально, Мэг. О, смотри, сколько времени! Думаю, нам уже пора спать, ведь завтра пройдёт премьера «Ганнибала».
— Да, конечно. Спокойной ночи, Амели.
— И тебе того же, Мэг.
***
23:50.
Я дождалась того момента, пока все уснут. Хвала Богам, мадам Жири всех уложила своим нравом в постель и удалилась. Тихими шагами, абсолютно без обуви для большего эффекта, я отправилась в путь. Я прихватила с собой маленькую свечку, ладонь чуть закрывая её от яркого свечения. Так, коридоры, поворот в угол, дальше идти прямо, подняться по парадной лестнице наверх. Очутившись рядом с дверью той самой ложи, я тяжело вздохнула. Волнение побороло мой здравый смысл.
— “«Ложа №5 первого яруса предоставляется в распоряжение Призрака Оперы на все представления»…” — вспомнила я, прежде чем повернуть ручку двери.
Я вошла. Особо здесь ничего не выделялось: маленький столик по середине, по бокам которого стоят лишь четыре кресла; красные бархатные шторы, две колонны по бокам маленького «помещения»; маленький светильничек за шторкой и настенное зеркало. Одно «но» – здесь было до жути темно. Я опустила свою руку, которой загораживала свечение. Всё равно ведь все спят, а тут так темно. Я осмотрела ложу и подошла к парапету ложи. Вроде, это так называется. На неё я уже положила свечку посмотрела вниз. Мне открылся большой зрительный зал, с правой стороны которой хорошо видна сцена. Правда, если смотреть с левой, то можно увидеть одну оркестровую яму, что было не очень удобно. Сама ложа расположена с левой стороны от сцены. Сердце билось, отзываясь звоном в ушах. Я прикрыла глаза и глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться.
— “Красиво очень, хоть и темно…”
— Вам нравится вид отсюда? — раздался голос со стороны колоны.
— “Какой прекрасный голос…”
Я уже начала медленно поворачиваться, открыв свои глаза, как сразу меня остановил тот же мужской баритон:
— Не поворачивайтесь. Я не хочу, чтобы Вы видели меня, мадемуазель.
Я не стала спорить и повернула голову в сторону сцены.
— Вы хотели поговорить со мной, мсье Призрак? — спросила я, сложив руки вместе.
— Да. Мне хочется узнать: где Вы научились так петь? Голос у Вас сильный, но поработать над ним никак не помешает.
— Я люблю петь. Но если у Вас есть предложение поставить меня на сцену, то, простите я отказываюсь. Мне удобно петь только для себя, а не для кого-то другого. Я предпочитаю работать с красками и кистями, нежели разводить руки в стороны, исполняя разного рода песенки.
— Вот как… Жаль. Но, хочу заметить, Ваша работа достойна похвалы. Фон получился оригинальным, даже со своими умениями не смог бы так сделать.
— Вы льстите мне, мсье, — моё лицо сразу преобрело красноватый оттенок, — Я только учусь. А Вы вчера великолепно сыграли на скрипке. Прежде, я ещё не слышала такой искусной игры, — сказала я со всей искренностью в своих словах, — Надеюсь, я смогу ещё услышать что-то в Вашем исполнении.
— Вы тоже мне льстите, мадемуазель, — Призрак пытался держаться на спокойной волне как голосом, так и интонацией, — Думаю, что у вас к завтрашнему дню всё готова, ведь будет петь Кристина, — теперь великий Призрак Оперы чуть смягчил тон, когда проговорил то заветное и любимое имя.
— Почти. Не волнуйтесь, всё будет готово, — чуть приуныв, ответила я, но не подавая этому вид.
Я не сдержалась. И, всё-таки, резко повернулась. Я не знала конкретно в каком месте находился он, из-за чего я опустила голову, глазами упёрвшись в пол.
— Мсье, простите, что я кажусь такой вульгарной, но позвольте я хотя бы узнаю имя столь прекрасного музыканта в Вашем лице? — спросила я, сжав ткань своей длинной кофты, которую я одела на сорочку.