Старший лейтенант Климов, боец отряда специального назначения «Гамма», снова растворил дверцы гардеробных шкафчиков, и глазам его представилось множество прозрачных пластиковых мешочков, наполненных белым порошком. «Ну вот, и нашему брату — нет-нет, да и упадет звезда-другая на погон!..» — подумал он весело. Группа захвата, чуть поплутав по театральным подземельям, добралась до цели почти без труда; а пьяные и обкуренные какой-то гадостью горе-контрабандисты были настолько ошарашены, что сопротивления почти не оказали — что, впрочем, не помешало бойцам как следует их отметелить — просто, как говорится, для профилактики. Правда, воспоминание о неожиданной схватке с национал-боевиками, почему-то сгрудившимися у театра — о чем никто «Гамму» не предупреждал, немного портило настроение: спина от удара дубиной какого-то верзилы ныла препротивно. «Сволочи!» — подумал он.
Вдруг Климов насторожился: помимо странного гула, от которого уже довольно давно вибрировал весь театр, ему слабо послышались какие-то посторонние звуки. Звуки приближались; теперь стало ясно, что кто-то шел по коридору в его сторону. Боец напрягся и положил руку на рукоять пистолета.
Долго ждать ему не пришлось: Арык Забитов, напрочь заблудившийся в театральных лабиринтах в отчаянном стремлении оторваться от погони, появился в раздевалке рабочих оркестра. «Не двигаться! Руки за голову!» — крикнул старший лейтенант Климов.
Неожиданный окрик застал Забитова врасплох — и здесь-то он и совершил свою роковую ошибку. Увидев одним глазом (второй, заплывший от кровоподтека, не видел ничего) молодца могучего телосложения в спецобмундировании и черной маске на лице, режиссер ясно почувствовал, что силы его на исходе, и новой погони он уже выдержать не сможет. Хотелось жить. И потому, подняв согнутую в локте правую руку со сжатым кулаком, Забитов истерически, изо всех сил закричал: «Бей жидов! Спасай Россию!» Затем лицо Забитова вдруг приняло испуганно-недоуменное выражение — а тело, нелепо загребая ногами, плавно опустилось на землю, отброшенное к стене двумя пулями, выпущенными из пистолета системы Стечкина.
— Нет, ты посмотри, какая сволочь!.. — воскликнул Стакакки, вчитавшись в очередную бумагу, извлеченную из бесноватовского сейфа. — За поездку в Шотландию на гонорары солистам приглашающей стороной было выделено сто тринадцать тысяч долларов!!! Позорушка! Ты понимаешь, сколько денег загребла эта свинья?!
— Да, нам надо будет наверстывать и наверстывать… Но теперь-то труднее будет: чурка ведь все сливки сняла!..
— Я просто офигеваю… — Стакакки, бросив бумаги на стол, подошел к бару. — Давай-ка, Позя, выпьем: сегодня мы сделали великое дело; мы молодцы с тобой…
— Стаканчик, это мне просто кажется — или… Ты ничего не чувствуешь?..
— Ты чего?
— Да будто трясет как-то театр, как если бы землетрясение какое-то… И гул все время какой-то… А?..
— Так это наши ребята Абдуллу по театру гоняют!.. Ха-ха-ха! — расхохотался Драчулос. Он протянул Залупилову стакан, налитый почти до краев. — Рвани-ка, старик: все землетрясение как рукой снимет!..
— Слушай, а если они его… того? Если замочат Абдуллу — не повесят на нас мокруху?
— Позик, мы ж не дети: уже два дня заява в Речном РУВД лежит: терроризировала-де нас «Великая Русь»; деньги вымогали, здоровью близких угрожали… Я ведь наполовину грек, на четверть — грузин… А ты?
— А я молдаванин… На все сто! — неуверенно откликнулся Залупилов.
— Ну вот! Чего же нам бояться?..
Революционеры подняли стаканы; оглядевшись в кабинете уже как бы на правах хозяина, Залупилов просто по старой привычке вдруг выпалил: «Аллах акбар!» — и осекся, испуганно глядя на Драчулоса.
— «Бесмелла рахман рахим!..» — откликнулся тенор, как ни в чем не бывало, и истово прильнул к своему стакану.
Приехав в N-ский международный аэропорт «Большие Полянки», Абдулла Урюкович подошел к кассе. У него в паспорте стояли австрийская, уругвайская, гвинейская, французская и финская визы.
— Когда ближайший самолет? — спросил он в кассе. — Что?.. Все равно, куда…
Ближайший рейс был на Франкфурт, и отправлялся он через два часа. Пройдя таможенный контроль — вещей у Абдуллы с собой, как вы помните, не было — он принялся нервно расхаживать по залу ожидания.