Во время этих удивительных речей, произносимых в тоне важной и даже торжественной доверительности, я смотрел на Ришара. Еще со времен студенчества Ришар имел репутацию шутника, он знал тысячи розыгрышей, и консьержи на бульваре Сен-Мишель могли бы это подтвердить. Поэтому он, казалось, оценил по достоинству блюдо, которое ему подавали. Он не упустил ни кусочка, хотя приправа в виде смерти Бюке была немного жуткой. Ришар печально кивал, и по мере того, как говорили остальные, его мина становилась все более трагичной, как у человека, который горько сожалеет о своем назначении быть директором Оперы, где бесчинствует призрак. Я не смог придумать ничего лучше, чем просто скопировать его поведение. Однако, несмотря на все наши усилия, в конце концов мы не смогли удержаться от смеха. Дебьен и Полиньи, увидев, как резко мы перешли от мрачности в дерзкое веселье, решили, что мы спятили.
Поскольку розыгрыш слишком затянулся, Ришар спросил полушутя: «Но что, в конце концов, ему нужно, этому призраку?»
Полиньи направился в свой кабинет и вернулся оттуда с копией книги для администрации.
Книга начиналась следующими словами: «Руководство Оперы обязано придавать представлениям Национальной академии музыки все великолепие, которое должно быть присуще лучшему французскому оперному театру», и заканчивалась статьей 98, гласившей:
Администратор может быть отстранен от занимаемой должности:
1. Если директор нарушает положения, изложенные в этой инструкции…
Эта копия была сделана черными чернилами и полностью соответствовала той, что имелась у нас.
Однако мы обнаружили, что в документе, представленном мсье Полиньи, был добавлен абзац, написанный красными чернилами. Почерк выглядел странным и неловким, как если бы фразы выводил ребенок, еще не вполне освоивший письмо и не научившийся соединять между собой буквы. И этот пункт, так странно удлинивший статью 98, гласил дословно:
5. Если директор задерживает ежемесячную плату, которая полагается Призраку Оперы, более чем на две недели, и которая составляет, пока не последует дальнейших уведомлений, 20 000 франков в месяц, или 240 000 франков в год.
Мсье де Полиньи нерешительно показал нам этот последний пункт. Такого мы, конечно, не ожидали.
– Это все? Больше он ничего не хочет? – спросил Ришар с величайшим хладнокровием.
– Есть еще пожелания, – ответил Полиньи.
Он снова пролистал инструкцию и прочитал:
Статья 63.
Ложа № 1 первого правого яруса на все выступления должна быть зарезервирована для главы государства.
Ложа № 20 по понедельникам и ложа № 30 первого яруса по средам и пятницам предоставляется министрам.
Ложа № 27 второго яруса должна быть забронирована на каждый день для префектов Сены и комиссариата полиции.
И снова – в конце этой статьи оказалась добавлена строка, написанная красными чернилами:
Ложа № 5 первого яруса на всех представлениях предоставляется в полное распоряжение Призраку Оперы.
После этого нам оставалось только встать и тепло пожать руки нашим двум предшественникам, поздравив их с тем, насколько очаровательную шутку они придумали, доказав, что старое французское чувство юмора никогда не устареет. Ришар даже добавил, что теперь понимает, почему господа Дебьен и Полиньи так охотно покинули управление Национальной академии музыки. С таким требовательным призраком иметь дело крайне сложно.
– Это очевидно… – со всей серьезностью ответил Полиньи, – 240 000 франков на деревьях не растут. А во что обходится невозможность сдавать ложу № 5, зарезервированную для призрака? Не говоря уже о том, что мы вынуждены были возместить неустойку зрителю, который за нее заплатил… Это ужасно! И мы решили, что не собираемся работать на призрака!.. Мы предпочитаем уйти!
– Да, – подтвердил Дебьен. – Мы предпочитаем уйти! И как можно скорее!
Он встал.
Ришар сказал:
– Но мне кажется, что вы слишком снисходительны к этому призраку. Если бы у меня был такой назойливый призрак, я без колебаний отправил бы его под арест.