А Кристина вернулась к отцу и сказала: «Ты не находишь, что Рауль не такой любезный, как прежде? Я его больше не люблю». С того дня она старалась не думать о нем, но это было нелегко, и она с головой погрузилась в свое искусство. Ее успехи были просто поразительны: те, кто слышал ее, предсказывали, что она станет лучшей певицей в мире. Потом отец ее умер, и как-то вдруг вместе с отцом она будто потеряла голос, душу и талант. У нее осталось достаточно и того и другого, чтобы поступить в консерваторию, но не более. Училась без вдохновения, переходила из класса в класс и получила приз, только чтобы сделать приятное старой госпоже Валериус, с которой она по-прежнему жила. Когда Рауль впервые увидел Кристину в Опере, он был очарован красотой девушки, и сладкие воспоминания нахлынули на него, однако пение ее чем-то его оттолкнуло, показалось бездушным. Он приходил еще и еще, искал ее за кулисами, поджидал за сценой, пытаясь привлечь ее внимание. Не один раз сопровождал до самого порога ее артистической уборной, но она не замечала его. Она, казалось, вообще никого не замечала. Рауль страдал от такого безразличия, потому что она была красива, а он робок и не смел признаться даже самому себе, что влюблен. Затем случилось невероятное — тот памятный торжественный вечер: разверзлись небеса, и ангельский голос сошел на землю, покорил всех и полностью завладел его сердцем….
А потом — потом был мужской голос за дверью: «Ты должна любить меня!» — и пустая артистическая…
Почему она засмеялась, когда он сказал ей, только что открывшей после обморока глаза: «Я тот мальчик, который выловил ваш шарф в море». Почему она не узнала его? И почему же тогда написала записку?
Ах! Какой долгий-долгий путь… Вот перекресток трех дорог… Вот пустынная равнина, отдающие холодом вересковые заросли, мертвенно неподвижный пейзаж под белесым небом. Позванивают стекла, и этот звон в ушах кажется бесконечным… Как гремит этот дилижанс, и как медленно он движется! Он узнавал хижины, изгороди, кусты и деревья у дороги… Вот последний поворот, за ним будет море… и большая бухта Перрос…
Итак, она сошла у постоялого двора «Солнечный закат». Он здесь единственный и, кстати, совсем недурен. Сколько сказочных историй слушали они здесь, затаив дыхание! Как бьется сердце! Что она скажет, увидев его?
Первой, кого он встретил, входя в старый закопченный зал постоялого двора, была мамаша Трикар. Она узнала его, сказала, что он прекрасно выглядит, спросила, что его привело сюда. Он покраснел и ответил, что едет по делам в Лондон и заехал повидать ее. Старушка бросилась накрывать на стол, но он с благодарностью отказался. Казалось, что он ждет чего-то или кого-то. Открылась дверь, и он вскочил на ноги. Он не ошибся: это она! Он хотел заговорить и не смог. Кристина стояла перед ним улыбающаяся, но ничуть не удивленная. У нее было свежее розовое лицо, будто земляника в тенистом лесу. Она немного запыхалась от быстрой ходьбы, и грудь ее, в которой билось чистое девичье сердце, слегка вздымалась. В глазах-озерах цвета бледной лазури, неподвижно мечтательных и потаенно мерцающих, отражалась ее детская душа. Под распахнутым меховым пальто угадывались гибкая талия и изящные линии юного грациозного тела. Рауль и Кристина долго смотрели в глаза друг другу. Мамаша Трикар понимающе улыбнулась и незаметно вышла. Наконец Кристина заговорила:
— Я знала, что вы приедете. У меня было предчувствие, что я встречу вас в этом доме, когда вернусь с мессы. Мне кто-то подсказал это там, в церкви. Да, мой друг, меня предупредили о вашем приезде.
— Кто же? — улыбнулся Рауль и взял в свои руки маленькую руку девушки, которую она не отняла.
— Мой покойный папа.
Наступило молчание. Потом Рауль продолжал:
— Отец говорил вам, Кристина, что я люблю вас и не могу без вас жить?
Кристина покраснела до корней волос и отвела глаза в сторону.
— Меня? Вы сошли с ума, — проговорила она дрожащим голосом.
— Не смейтесь, Кристина, это очень серьезно.
— Не для того я просила вас приехать сюда, — строго сказала она, — чтобы вы говорили подобные вещи.
— Вы просили меня?.. Ну да, вы знали, что ваше письмо не оставит меня равнодушным и я примчусь в Перрос. Значит, вы думали о том, что я люблю вас? — Я думала, что вы вспомните о нашем детстве… и о моем отце. В сущности, я сама не знаю, о чем думала… Может быть, мне не следовало вам писать. Ваше внезапное появление в моей артистической в тот вечер унесло меня далеко-далеко в прошлое. И когда я вам писала, я вновь стала той маленькой девочкой, которая очень хочет увидеть в минуту грусти и одиночества друга детства.