Осенняя распутица расквасила дорогу, а армейские грузовики превратили ее в густо сбитую сметану, в которой райотделовский «козлик» то и дело садился на брюхо. Промокнув до нитки и по уши в грязи, они лишь к сумеркам добрались до заставы. После короткого отдыха, с наступлением ночи, Гордеев в сопровождении начальника заставы и начальника разведотдела отправился к «окну» на границе. За спиной Дмитрия, в рюкзаке, лежали добротное кожаное пальто, шевиотовый костюм и модные ботинки — будущий гардероб представителя фармацевтической фирмы «Сун Тайхан» в Северо-Восточной Маньчжурии.
Погода для перехода выдалась подходящая — на небе не было ни просвета, а усилившийся ветер скрадывал шаги. Дмитрий старался не отстать от капитана-пограничника. Тот, как кошка, неслышно ступал по земле и уверенно находил тропу в зарослях кустарника. На переходе, у ручья, перед ними возникли двое — один присоединился к ним.
— Проводник, — коротко представил его капитан-пограничник; и больше — ни слова.
Через сотню метров они наткнулись на колючее ограждение и залегли. Потянулись минуты томительного ожидания. Дмитрий до рези в глазах всматривался в кромешную тьму, пытаясь заметить условный сигнал. Первым его увидел проводник и спросил:
— Товарищ капитан, видели?
— Видел, — подтвердил тот.
— Пора, Дима. Желаю удачи! — поторопил полковник-разведчик и порывисто пожал руку.
Гордеев вслед за проводником проскользнул под колючее ограждение, и дальше короткими перебежками они стали пробираться к месту встречи с китайскими подпольщиками. Заросли кустарника остались позади, под ногами зашуршала галька — то был ручей, где-то тут их должны были ждать. Проводник перевел дыхание и, приложив ладони ко рту, трижды ухнул филином. В ответ, слева, ответил посвист рябчика, потом треснула ветка, и перед ними, словно из воздуха, появились двое — обменялись паролями. Дальнейший путь к железнодорожной станции Дмитрий продолжил с новым проводником.
Шли они всю оставшуюся ночь, стороной обходили редкие стоянки заготовителей и останавливались на короткое время, чтобы перевести дыхание. Перед рассветом выбрались к окраине поселка. Здесь Дмитрий расстался с проводником. Спустя несколько минут на улицу уверенной походкой вышел сын белогвардейского офицера, представитель компании «Сун Тайхан» Дмитрий Извольский.
К утру северный ветер сменился на южный и зарядил моросящий дождь. Дмитрий с сожалением вспомнил о брезентовом плаще и добротных яловых сапогах, оставшихся в болоте. Кожаное пальто не спасало от непогоды, костюм напитался влагой, а ботинки быстро отсырели. Спасаясь от ветра и дождя, он, добравшись до вокзала, нашел свободное место в зале ожидания и, прислонившись к стене, в изнеможении закрыл глаза. Озноб вскоре прошел, вместе с ним спало напряжение, которое не оставляло его с той самой минуты, когда за спиной осталась граница. Отогревшись, Дмитрий с любопытством осмотрелся по сторонам.
С тех пор, когда он последний раз был в Маньчжурии, в ней многое изменилось. Реже стала звучать русская речь, в глаза бросалось обилие армейских мундиров. Русские работники КВЖД, купцы и промышленники потянулись в Харбин, подальше от границы, где с каждым днем все больше свирепствовала японская жандармерия и бесчинствовали банды атамана Семенова. И на этой богом забытой станции их почти не осталось. В зале находились в основном корейцы и китайцы. Их тонкие голоса напоминали Дмитрию птичий базар, в какой-то момент в этом гаме послышались тревожные нотки.
В двери возник патруль: японец и двое русских. Они прошли в центр зала ожидания и рыскающими взглядами зашарили по пассажирам. Дмитрий ощутил холодок между лопаток, рука скользнула в карман пальто и нащупала пистолет. Тут с улицы донесся сиплый свисток паровоза, толпа загомонила и, подхватив его, вынесла на перрон.
Из густого тумана, подсвечивая подслеповатым прожектором, появился старенький, еще времен Русско-японской войны, локомотив. Выпустив облако пара, он на удивление резво протащил десяток ветхих вагонов и остановился перед перроном. А дальше началось невообразимое — станция взорвалась: из всех щелей — зала ожидания, вокзальной конторы и товарного двора — повалил люд. У последних вагонов началась дикая давка — китайцы и корейцы штурмом брали себе места. Дмитрий протиснулся к голове поезда, здесь посадка проходила более чинно. Проводник-китаец суетливо протер поручни и согнулся в поклоне перед японским офицером-пограничником. Тот смерил его презрительным взглядом и, не заметив поданной руки, поднялся по ступенькам в тамбур, вслед за ним проплыл огромный чемодан, а затем дружной гурьбой повалили солдаты, потом настал черед чиновников и коммерсантов.