Не знаю, сколько времени прошло, пока руки и ноги перестали повиноваться мне. Я упала. Полубредовое состояние охватило меня, сознание прояснялось на короткие мгновения, в течение которых я утешала себя, как могла, стараясь приободриться и не терять надежды. Кто–нибудь обязательно помешает Сьюарду! Достаточно просто кому–то встретить его, гуляющего с коляской, — и он не осмелится губить Марианну! А потом и меня найдут!
Но слабый огонек надежды загорался ненадолго, уступая место тьме отчаяния. Кто может встретиться Сьюарду? Миссис Кингсли и Эрнестина — в доме, Тони уехал.
Когда стемнеет, они начнут меня искать, но будет слишком поздно! «Прилив начнется через полчаса», — сказал убийца.
Он оставит коляску на пустынном берегу, вернется домой, будет фальшиво беспокоиться по нашему с Марианной поводу. Потом будет больше всех усердствовать в поисках. И приведет их к моим туфлям. Не сразу, конечно, приведет, а попетляв немного для правдоподобия.
Я уткнулась лицом в грязные ладони и отчаянно заплакала.
— Марианна–Марианна! Не уберегла я тебя! Не защитила! Сама попалась и тебя погубила! Почему я не уехала из этого проклятого дома! Побоялась! Побоялась трудностей! Струсила, что не смогу прокормить тебя! Бежала от ответственности за тебя! И просить прощения теперь поздно! Не исправить ошибок, не спасти тебя! Господи, дай мне еще один шанс, я буду жить по–другому, обещаю тебе! Умоляю, Господи, что тебе стоит, ну, пожалуйста! — ревела я в полный голос.
Вскоре я, охрипнув, замолчала, в бессилии прислонившись спиной к холодной стене. Слезами горю не поможешь.
Ничем уже не поможешь.
Даже если меня найдут, как я смогу жить без Марианны? Не лучше ли сразу покончить все счеты с жизнью, не мучаясь долго ни совестью, ни голодом, ни жаждой? Стоит только шагнуть вниз — не останется ни боли, ни волнений. Я буду абсолютно свободна от всего и даже от этого могильного холода, который заставляет меня дрожать как в лихорадке.
Когда послышались невнятные голоса, я решила, что начался бред, и продолжала безучастно сидеть в неподвижности. Но когда кто–то с шумом отодвинул крышку колодца, я подняла голову и увидела звезды. Они светили далеко–далеко и ободряюще подмигивали. На фоне звезд возник темный силуэт, и чей–то голос ясно произнес:
— Нэнси.
Я узнала говорившего! Это был он! Тони!
— Тони! — прохрипела я.
— Нэнси! Сейчас мы тебя вытащим! Сейчас! Держись!
Я была вне себя от восторга. Дальнейшее помню как в тумане. Кажется, я плакала и молилась. Слабый свет фонарика ослепил мои уже привыкшие к темноте глаза. Тони взял меня на руки, я обняла его за шею и прикрыла веки.
— Марианна? — вырвался у меня хриплый шепот.
— Не волнуйся! С ней все в порядке. Не разговаривай много.
Когда в следующий раз я очнулась, Тони нес меня на руках к дому, а рядом шли Эрнестина, миссис Кингсли и высокий человек с очень густыми бровями. На руках миссис Кингсли лежал ребенок.
— Марианна! — закричала я и, ничего больше не замечая, устремилась к доченьке. — Марианна! — ласково успокаивала я свою девочку, прижимая ее к себе.
Я баюкала, укачивала, пела и смеялась: моя Марианна — со мной! Целая и невредимая! Я ведь уже простилась с ней, с моей милой! А она — вот, у меня на руках! Любимая моя!
Я смеялась и смеялась, не в силах успокоиться. Смех перешел в истерику.
Кто–то взял у меня девочку, и я не стала противиться, потому что силы изменили мне. Истерический смех сменился судорожными рыданиями, деревья вдруг угрожающе нависли надо мной и вместе со звездами закружились в бешеном хороводе.
Кто–то тряс меня за плечи.
— Ну все, все! Хватит. Перестань. Ну, что ты? Все ведь в порядке, успокойся.
Это был Тони. Он обнял меня, и все вернулось на свои места. Я ощутила землю под ногами и крепкую опору.
— Пойдем домой, моя девочка. Там будет удобней. Там ты наплачешься всласть.
Глава семнадцатая
Я очнулась, лежа на софе, укрытая одеялом.
Тони сидел рядом.
Преодолевая слабость, стуча зубами, я еле вымолвила: «Марианна!.. Где Марианна?» — и тут же увидела ее на руках у миссис Кингсли. Знаками я попросила передать дочь мне.
Милая Марианна! Я едва не потеряла тебя!
Девочка завозилась и заплакала.
— Она хочет есть, — отрешенно произнесла я.
— Не волнуйся, я дам ей молочную смесь, — ответила миссис Кингсли и взяла ребенка к себе.
Я не протестовала.
Усталость навалилась на меня тяжелым грузом. Безразличие овладело мною.