– А почему, почему она не может пережить этот период со мной? Я же ей помог, не другие!
Андрей подпер щеку рукой и, пригорюнившись, уперся взглядом в буфет образца семидесятых годов прошлого века.
– Так ты от чего страдаешь – от того, что Аню любишь, или от того, что она не рыдает у тебя на груди от благодарности?
Ксения Петровна ехидно прищурилась, склонила голову к плечу – как она делала, когда старалась что-то выловить из общевселенского потока информации.
– Я от всего страдаю, совокупно. Пусть бы она не рыдала от благодарности, но вот у меня на груди – это было бы очень желательно. Подскажите, как ее найти, а?
Ксюша Петровна поставила тарелочку с пирожками перед Андреем и встала, чтобы поставить чайник.
– Не беспокой ее пока, Андрюша. Не время пока для вашей… новой встречи. Пусть все забудется, померкнет. Зачем вам с ней плохое в новую жизнь тащить? Это неразумно.
Андрей вздохнул:
– Я знаю, что неразумно. Но мне от этого не легче. Вдруг она там кого-нибудь встретит?
– Пирожки кушай. Только осторожно, начинка горячая. Не встретит она никого, не переживай.
– Откуда вы знаете? Дар предвидения вернулся?
«А если он и к Анне вернется – ее антидар?» – внутренне ужаснулся Андрей, но почему-то промолчал.
– Никакие это не «дары», – чуть раздраженно ответила Ксения Петровна. – Просто мы много говорили, она со мной делилась… Я ведь тоже молодая была, ребят отсматривала. Знаю.
– Что? – насторожился Андрей, вынимая надкусанный пирожок изо рта.
– Что все у вас будет хорошо. Я это как женщина чувствую. Она тебя выбрала.
– Да?
– Да. – Ксюша Петровна улыбнулась как-то даже торжествующе. – Это мужики думают, что они нас выбирают. На самом деле все наоборот. Если на тебя девчонка глаз положила, тебе не отвертеться.
– Тогда ладно. Тогда пусть, – обреченно произнес Андрей и заработал челюстями.
– Ты, Андрюша, действительно не ищи Аню, – провожая его, повторила Ксения Петровна. – Это для ваших отношений… не полезно.
Андрей взял пухлую, пахнущую ванилью руку бухгалтерши и поднес у губам.
– Как скажете, дорогая. Но я ужасно хочу ее видеть. Вы мне хоть по секрету сообщите, если она позвонит или объявится? Чтоб я знал, что она жива-здорова. А?
– Если она захочет появиться, сообщит тебе первому. Это я наверняка говорю.
В редакции Валя встретила его смеющимися глазами – буквально давилась от хохота.
– Ты чего – смешинка в рот попала? – не слишком приветливо буркнул Андрей.
– Не-а, зато сейчас кто-то из вас, господа штатники, попадет. У главного такой материал объявился – цимес!
– Валь, кто пришел? – услышал Андрей зычный голос Бороды.
Валя промолчала, вопросительно взглянула на Андрея – собирается реагировать?
– А-а? – повторил главный.
«Была не была – возьму! Быстрей время пройдет!» – внезапно решил он.
– Это я, Михал Юрич.
Андрей вышел в коридор, остановился на пороге комнаты главного.
– Андрюша, у меня для тебя есть потрясающая тема! – заявил тот с восторгом.
На стоящем в сторонке стуле сидел, как проситель, сухонький старичок в костюме и при галстуке. На коленях бережно держал псевдокожаную папочку на кнопке.
– Зайди, родной, я тебе сейчас все объясню.
«Во влип! Обидели старика – придется его выслушивать и в какой-нибудь собес или совет ветеранов брести!»
– Это наш давний друг…
Старик чуть привстал и кивнул Андрею.
– …заслуженный изобретатель… «Это уже не влип… Это супервлип!»
Какому журналисту неизвестно, что любой материал про изобретения и новации сулит бесчисленные хлопоты во время написания. Но самое страшное начинается после публикации, когда приходится отвечать на возмущенные звонки претендентов на первенство или специалистов, считающих, что «этого не может быть никогда».
– …многократный герой наших публикаций. Хочет найти спонсоров для своего оригинального новшества. Надо помочь сделать ему материал, фактически рекламный, но так, чтобы нас не упрекнули в скрытой рекламе и не штрафанули. Сделай, дорогой, я тебя умоляю! Изобретение социально значимое, надо помочь.
– Да, давайте пройдем в другую комнату… Меня, кстати, Андреем зовут.
– Поликарпов Никита Васильевич.
Андрей предложил изобретателю сесть, но тот отказался, начал деловито раскладывать на столе аккуратные чертежи. Андрей, принадлежавший к тому сорту людей, которые не нарисовали ни единой линии начиная лет с двенадцати, вздрогнул. По черчению в школе у него было три с минусом, поэтому ему сделалось худо. Он почувствовал на себе чей-то взгляд и поднял голову.