Выбрать главу

— Если он призрак, то, как он это сделал?

Мужчина толкнул калитку дома, перед которым стояли мы с Крисом, вошел во двор, поднялся по ступеням, ведущим к парадной двери, и постучал. Ему открыл высокий худой старик с седыми волосами и бородой. Несмотря на жару, на старике был черный, наглухо застегнутый костюм. Со своим соседом он поздоровался не очень дружелюбно.

— Я зашел спросить, как ваше здоровье. Не стало ли получше?

— Получше?

— Да, с утра ко мне заглянула ваша жена, сказала, что вы оба не спали всю ночь, живот болел. Ей подумалось, что вам подсыпали какой-то отравы в еду…

— В еду? Какая глупость. Эбби никогда бы не сказала…

— Ну, вы же знаете, женщины иногда беспокоятся по пустякам. С виду вполне здорова…

— Конечно, здорова. Мы все совершенно здоровы, и если ты собираешься взять с нас деньги за визит…

— Эндрю, вы же знаете, что я никогда…

— Вот и отлично, — ответил Эндрю и захлопнул дверь перед его носом.

Доктор покачал головой, подхватил саквояж, развернулся и еще раз прошел сквозь меня. В одном из окон первого этажа что-то мелькнуло — молодая женщина мыла стекла. Лицо у нее раскраснелось от жары и усилий. По ее невзрачной одежде ясно было, что она прислуживает в большом доме.

— Приоткрой окно, — сказала я. — Ты имеешь полное право. Нельзя работать в такой духоте.

Девушка выпучила глаза, бросила тряпку и убежала.

— В чем дело? Уже и сказать ничего нельзя? Хлопнула задняя дверь. Кристоф поманил меня за собой, и, обогнув дом и боковую веранду, мы обнаружили горничную в саду. Ее тошнило.

— Господи, они и верно заболели. Ей плохо, но ее заставляют работать? Куда смотрит комитет по охране труда?

— В колониальной Америке их не было, — пробормотал он — и, кажется, мы попали именно туда.

— В прошлое?

Не успел он ответить, как горничную еще раз вырвало, и она зашлась кашлем. Я похлопала бедняжку по спине, но, понятное дело, она не почувствовала.

— Тебе опять плохо, Бриджет? — Девушка в скромной одежде подошла к ограде и покачала головой. — Каждое утро помойные ведра опорожнять — кого угодно стошнит. Скряга не желает нормальную уборную построить, все жадничает.

Бриджет застонала и вытерла рот рукавом.

— Дело не в ведрах, а во вчерашнем ужине. Я сказала ему, что баранье рагу испортилось. Три дня на такой жаре! Но он…

— Бриджет? — на веранду вышла полная женщина средних лет. — Бриджет! Ты опять заболталась? А окна кто мыть будет?

— Да, мэм.

Вторая служанка сочувственно кивнула Бриджет, и бедняжка вернулась в дом; мы с Кристофом вошли следом. Пройдя через кухню, мы очутились в комнате с камином, где стоял диван и несколько кресел. Хозяин дома, Эндрю, одернул пиджак, коротко кивнул жене и круглолицей темноволосой женщине, сидевшей на диване, и направился к выходу. Очевидно, испорченное рагу ему не повредило.

Я последовала за Бриджет в соседнюю комнату, парадный вариант предыдущей. Пока я не поселилась в Саванне, я не представляла себе, что такое гостиная. Теперь я призрак обученный, и настоящую гостиную признала сразу.

Бриджет взялась за тряпку и принялась отмывать окна.

— Зачем я здесь? — спросила я Кристофа. — Никто меня не слышит, поговорить со мной никто не может. Что я здесь должна увидеть и для чего?

Мы вернулись в комнату, где остались две женщины. Та, что помоложе, — дочь? — сидела на диване за вышиванием, а Эбби вытряхивала скатерть с бокового столика.

Молодой женщине уже давно пора было замуж, особенно в ту эпоху, но кольца у нее на пальце я не заметила. Она работала ссутулившись, не поднимая головы — характерная поза женщины, привыкшей прятаться от чужих глаз. В голубом, полинявшем от частых стирок платье, она казалась поблекшей на фоне темного дивана. Несмотря на робкий вид, вышивала она умело, быстрыми, уверенными стежками.

Эбби принялась вытирать пыль с часов на каминной полке. Женщины работали без разговоров, не обращая внимания, друг на друга, как будто каждая находилась в комнате в полном одиночестве. Эбби вышла в прихожую и поднялась вверх по лестнице. Молодая женщина, наклонив голову, прислушалась к звуку удаляющихся шагов. Всмотревшись в ее глаза, я вздрогнула от неожиданности. В глазах девушки скрывалась та же холодная уверенность, что и в усердном движении иглы. Она дождалась, пока шаги стихли, и вернулась к работе.

— Ну что ж, это явный тупик. Может, надо было проследить за Эндрю?

Молодая женщина на секунду вскинула глаза, и наши взгляды встретились; потом она вернулась к пяльцам.

— Слушай, ты заметил… — начала я.

В этот момент Бриджет пробежала через комнату, пулей вылетела на кухню. Хлопнула задняя дверь, раздались звуки рвоты. Молодая женщина покачала головой, сделала еще несколько стежков, потом замерла, прислушиваясь к шагам Эбби на втором этаже, снова повернула голову в сторону двери кухни. Бриджет продолжало тошнить.

Хозяйская дочь отложила рукоделие, поднялась на ноги и вышла в прихожую.

— Знаешь, она только что посмотрела прямо на меня, — сообщила я Кристофу и поспешила следом за молодой женщиной, он — за мной.

В прихожей она остановилась, заперла дверь на засов, повернулась и стала подниматься по лестнице.

— Эй! Подожди! — окликнула я.

Она, не останавливаясь, вошла в спальню, где Эбби застилала кровать. На стуле висели мужские брюки, на комоде лежали принадлежностями для бритья, а рядом таз для умывания, наполненный грязной мыльной водой. На полу лежал раскрытый чемодан.

— Вылей воду, Лиззи, — проговорила старшая женщина, — а то помощи от тебя никакой.

Лиззи не двинулась с места.

— Вчера я слышала, как дядюшка Джон разговаривал с отцом.

— Подслушивала?

— Говорят, отец собирается изменить завещание.

— Это его дело. Не твое.

Лиззи обогнула кровать и остановилась на другом конце комнаты, напротив Эбби.

— Ошибаешься, мое. Думаешь, мы с Эммой не знаем, что ты делаешь? Сначала уговорила отца разрешить твоей сестре пожить в доме на Четвертой улице, потом заставила передать дом тебе в собственность, а теперь дело дошло до нового завещания.

— Я ничего не знаю о завещании.

Лиззи подошла к окну и выглянула наружу, повернувшись к мачехе спиной.

— Значит, нет никакого нового завещания?

— Нет. Если бы твой отец его составил, непременно бы мне сообщил.

Лиззи кивнула, подошла к столу и взяла тазик с мыльной водой. Через несколько минут она вернулась с пустым тазом, и, не сказав мачехе ни слова, ушла в другую спальню.

Внизу снова хлопнула дверь. Я глянула в сторону комнаты Лиззи; похоже, ее запал остыл. Надо бы проверить, что творится внизу.

Бриджет все еще мыла окна в гостиной. Наверху раздались шаги, потом голоса. Бриджет приостановилась и бросила взгляд в сторону гостиной, будто голоса раздавались там.

— Помирились, — пробормотала она.

Подхватив ведро с грязной водой, она прошла к задней Двери. Во дворе выплеснула воду из ведра, смыв с земли следы рвоты, подошла к колонке и наполнила ведро.

— Сами качают воду? — поразилась я. — Как хорошо, что я родилась в двадцатом столетии.

— Еще через сто лет люди будут удивляться, что мы сами готовили еду, — пожал плечами Кристоф.

— Эти бы даже сейчас удивились, — кивнула я в сторону дома.

Мы вернулись обратно и услышали, как кто-то колотил в дверь. Бриджет бросилась открывать, потянула за ручку и чуть не упала от неожиданности, когда та не открылась. Подергав дверь изо всех сил, поворачивая ручку, служанка догадалась, в чем дело.

— Неужели заперта? — изумилась она, протягивая руку к засову. — В середине дня?

Стук стал громче. Бриджет все возилась с замком. Дверь неожиданно распахнулась, и бедняжка полетела на пол. С лестницы донесся смех.

— Ну, ты и шлепнулась! — раздался голос Лиззи. Эндрю вошел в дом, снял шляпу и протянул ее Бриджет.

Держа под мышкой белый сверток, он прошел в комнату и взял ключ с каминной полки. Лиззи, глядя на него, застегнула крючок на платье.