— А кроме того, — смеялся Хансон, — не мешает знать все эти термины на голландском, потому что голландцы составили самые лучшие карты этих мест. В общем, расслабляться особенно не приходится.
Название «Лабуан» произошло от малайского слова, означающего якорную стоянку. Это был остров размером чуть больше тридцати квадратных миль, очертаниями напоминающий отпечаток огромной трехпалой ступни какого-то доисторического Годзиллы. Когтями все три пальца указывали на остров Калимантан и крошечное прибрежное королевство Бруней; между вторым и третьим находилась хорошая глубоководная гавань и городок с населением в семьдесят тысяч, который во времена правления белых раджей именовался Виктория, но в наши дни сменил название на менее романтичное Бандар-Лабуан, то есть «город Лабуан». Когда-то на Лабуане находился форт для борьбы с многочисленными пиратами, потом через него проходил телеграфный кабель, связывающий Сингапур с Гонконгом. При этом он всегда оставался глухими колониальными задворками.
Когда в середине восьмидесятых Лабуан вошел в состав Малайской Федерации, была предпринята не слишком энергичная попытка превратить территорию в оффшорный банковский центр и свободную экономическую зону, но особого успеха она не имела, и, к удовольствию немногочисленного местного населения, все здесь осталось по-прежнему. Инженеры и квалифицированные рабочие нефтеперегонного завода и государственной судостроительной верфи жили в аккуратных современных домах, выстроенных на правительственную субсидию в центре города, а дешевая рабочая сила с семьями населяла «водяные деревни» — стоящие на сваях хижины на дальнем берегу бухты.
Там образовалось два разросшихся полутрущобных поселения — Кампунг-Бебулох и Кампунг-Патау-Патау. Застроенные странными домами, состоящими из четырех столбов и одной жестяной крыши, сувенирными магазинчиками и маленькими мастерскими ремесленников, они считались главной достопримечательностью Лабуана, и туристы охотно посещали их, пользуясь для этого услугами многочисленных водных такси. Гораздо более обширный свайный комплекс Кампунг-Айер[15] раскинулся на ближней к городу стороне бухты. Его населяли несколько тысяч филиппинцев, по большей части занятых в секс-индустрии. Они трудились в многочисленных плавучих борделях, а также кафе, караоке-барах, дискотеках, массажных салонах и парикмахерских. Люди сведущие считали Лабуан не менее привлекательным объектом секс-туризма, чем Бангкок, и уверяли, что нет такого порока, которым нельзя было бы здесь насладиться за вполне разумную плату.
«Королева Батавии» пришвартовалась к причалу Мердека по соседству с ультрасовременным паромным терминалом вскоре после полудня. С высоты ходового мостика Финн и Билли видели почти весь Лабуан. Брини Хансон уверял, что остров плоский, как блин, и самая высокая его точка поднимается над уровнем моря не больше чем на полторы сотни футов. Наверное, так оно и было, потому что они одновременно видели цепь белых отелей на берегу, и компактный современный силуэт городского центра, и зеленое море джунглей, простирающееся далеко на север. На востоке, за линией отелей и золотым луковичным куполом главной мечети, высились изрыгающие черный дым трубы нефтеперегонного завода и огромные стапеля судостроительной верфи.
Элайша отправился в таможню оформлять прибытие и договариваться о бункеровке, а Максевени вместе с Тоши Минимото поехали в ближайший супермаркет за продуктами и, в частности, за несколькими ящиками голландского пива «Оранежбум», которое предпочитал весь экипаж «Королевы». Капитан Хансон вместе с Финн и Билли решил заняться поисками таинственного антиквара Остермана, продавшего Питеру Богарту миниатюрного золотого всадника.
Они сели во вполне современное водное такси, и оно со скоростью сорок пять миль в час всего за десять минут доставило их на другую сторону бухты, в Кампунг-Патау-Патау. По дороге они лихо обогнули, обдав фонтаном брызг, целую флотилию лодок, везущих дайверов к тем местам, где среди рифов и россыпи крошечных островков и атоллов покоились останки затонувших судов. Хансону были известны названия четырех из них: китайского балкера «Тунг Хуан», который вез груз цемента для строительства султанского дворца в Брунее; парохода «Де Клерк», реквизированного японцами во время Второй мировой войны и впоследствии потопленного австралийской авиацией; американского минного тральщика «Салют» и филиппинского траулера «Мабини Падре», который затонул после пожара на борту в начале восьмидесятых. Эти четыре приманки для дайверов наряду с секс-индустрией составляли основу экономики Лабуана.
Такси остановилось у очень ненадежного на вид дощатого причала, подниматься на который пришлось по бамбуковой лестнице без всяких перил.
— Ну и как мы будем искать здесь этого Остермана? — спросил Билли, с сомнением оглядываясь.
Перед ними раскинулся соединенный деревянными мостиками лабиринт домиков, сделанных из самых разнообразных подручных материалов — от расплющенных алюминиевых бочек до листов плотного полиэтилена. Почти у каждого дома на якоре качалась небольшая лодка, а каждое окно украшали ящики с цветами и буйной зеленью. Стены и крыши были выкрашены в яркие синие, зеленые и желтые цвета. В целом картина очень напоминала пестрый лоскутный коврик.
— Наверное, просто спросим, — пожала плечами Финн.
Неподалеку от них играла группа детей: разбегаясь, они прыгали в воду с края доски, тут же, отфыркиваясь, выныривали, быстро карабкались по бамбуковой лестнице обратно на причал и повторяли все сначала. Некоторые из них обходились совсем без одежды, на других было что-то вроде белых кальсон, на третьих — яркие саронги. Никаких взрослых поблизости не наблюдалось, и мальчики постарше заботливо приглядывали за малышами. Финн вдруг вспомнила собственное детство и ферму дяди Дэнни в Маривилле, у самого Большого утеса. Тогда они тоже бегали купаться самостоятельно, и никто не боялся, что они утонут или их похитят. В те дни мир был или, по крайней мере, казался гораздо более безопасным, чем сейчас. Хорошо, что хоть здесь, вдали от цивилизации, еще сохранились такие места, где все осталось по-прежнему. Финн засмеялась над ужимками мальчишек, которые, почувствовав, что на них смотрят, стали шуметь в два раза больше.
Под причалом было футов десять-пятнадцать глубины, и вода казалась удивительно чистой. Сквозь нее легко просматривалось ровное песчаное дно. Да и на поверхности Финн не заметила ни одного обрывка пластика или бутылки. Местные жители, судя по всему, очень гордились своими домами. Все маленькие лодки с маломощными подвесными моторчиками были выкрашены в те же яркие цвета, что и дома, а на корме у каждой красовалось аккуратно выведенное имя.
Мальчишки, заметив, что незнакомцы приближаются к ним, остановились и замолчали. Они ничего не клянчили, а просто с любопытством рассматривали чужаков, пытаясь понять, кто это — друзья или враги.
— Di mana Osterman tuan? — спросил у них Хансон.
Самый высокий из мальчиков, одетый в красные выцветшие шорты, показал на довольно большой дом с яркой голубой крышей и цветочными ящиками, полными пламенеющих рододендронов.
— Tuan Osterman kedai, — с достоинством сказал он.
— Это магазин Остермана, — перевел Хансон для остальных.
— Terima kasih, — произнесла Финн фразу, которой научил ее стюард Базуки. «Спасибо».
— Sama-sama! — ответил ей приятно удивленный мальчик.
— Дать ему денег? — спросил Билли у Хансона.
— За что? — отозвался тот. — Он просто показал нам дорогу. Он ничего и не ждет. Эти люди не нищие, они просто бедны.
Следуя указанию мальчика, они прошли по нескольким узким мосткам и остановились перед магазином. Передняя стена, сделанная из бамбуковых жалюзи, была поднята, открывая взглядам просторную комнату с множеством полок. На них размещалась странная коллекция самых неожиданных вещей: от викторианских гравюр в замысловатых рамках до нескольких кукол Барби азиатского вида и явно контрафактного происхождения, лежащих в аляповатых, похожих на гробы коробках с прозрачной крышкой. Все вместе это походило скорее на лавку старьевщика, чем на антикварный магазин. На минуту Финн даже подумал, что мальчик, показавший им дорогу, ошибся.