— Кстати, Ольга Леонидовна, мне очень хотелось бы иметь на память что-нибудь о вашем музее. Нет ли у вас второго экземпляра фотографий коллекции?
— Нет, к сожалению, нет. Но, может быть, у фотографа пленка осталась. — И она дала мне адрес.
Фотограф — Владлен Иосифович Третьяков — не больше, не меньше — разбитной малый с изящной полоской усов, судя по, всему слыл местным «богемом».
Да, он, конечно, помнит те фотографии и может нам сделать копии, даже на бумаге импортной, которая сейчас появилась в продаже в Вологде, но… не сразу.
— Сто сорок предметов, сами понимаете! А я халтурить не люблю, — не без пафоса добавил «богем».
— Мы собирались сегодня уехать, но если сделаете к завтрашнему дню, подождем.
— К завтрашнему? — ужаснулся Владлен Иосифович. — Но в таком случае мне же ночь не спать!
— Ничего, — успокоил я его, — у вас вся жизнь впереди. Выспитесь. Зато заработаете прилично. За такой сувенир мы с Юрой заплатим как за художественные работы по три тарифа.
Помолчав, видно прикидывая сумму, которая ему отколется, представитель богемы вздохнул:
— Ладно уж, ради гостей из града Петра — сделаю.
Времени еще оставалось полдня, но директоршу и Светлану я решил пока больше не тревожить. Мы просто пошли в местную баню, прихватив пару бутылок водки и кое-какой закуски.
Там же у банщика приобрели пару отличных веников, попарились, вышли и, накинув простыни, разложили снедь, открыли бутылки, приняли по чуть-чуть и стали ждать… Впрочем, ждали недолго. В раздевалке шла бурная жизнь. Кроме рядовых «помывщиков», здесь сидело несколько компаний, объединившихся в традиционные «тройки». Почти сразу же к нам обратился мужичок из ближайшей «троицы»:
— Из Питера, мужики?
— Уже вроде и уезжать надо, — ответил я, — да как, не попарившись, уехать. Надоело по командировкам в грязном теле разъезжать.
Слово за слово, скоро мы объединились, перешли за небольшую мзду в служебку банщика, и пошел пир горой.
Естественно, очень скоро от условий местной жизни перешли к интересующему меня предмету — музею и пожару в нем.
Мужики в один голос заявили, что пожар хорошо помнят, сами помогали вещи выносить и тушить, тут же похвалили Леонидовну за душевность и самоотверженность.
— Она душу мужика понимает, — сказал один из наших собутыльников, назвавшийся Федором. — Каждый раз, если на похмелку не хватает, хоть немного, а дает, хотя сама-то гроши получает.
— А пацанов-то этих, что подожгли, наказали хоть ремнем-то?
— А кто тебе сказал, что пацаны подожгли? — сказал Федор, но его тут же перебил второй из наших новых друзей.
— Брось болтать-то. Сказано пацаны — значит, пацаны. Да и сами сознались. Лазали, мол, на чердак, думали, клад купца Бахметьева найдут, спички жгли, вот сенная труха и загорелась.
Я вроде как удовлетворился ответом, но перешел на новую тему.
— А что, клад действительно существует?
— Да треплется народ уж сколько лет, что где-то Бахметьев в двадцать третьем году схоронил свое богатство и сбежал. Да только никто до сих пор ничего не нашел.
Прикончив бутылки, мы снарядили гонца еще за парочкой, и я снова, как бы невзначай, вернулся к пожару.
— Москвичка эта, Света, уж больно приятная девчушка. Вот кто небось старался на пожаре?
— Да все старались, — сказал Федор. — У нас народ такой: как до серьезного дела дойдет — все грудью встают. — Язык у него заметно заплетался. — Только этот алкаш Михеич один суетился с похмелья, мы его шуганули, евонная баба и увела бедолагу.
— Михеич, сторож, что ли? — спросил Юра. У собутыльников наших явно малость ослаб контроль над сдерживающими центрами.
— Ой, гад! Я на него две бадьи из колодца вылил, — сказал третий собеседник Володя.
Все рассмеялись. Тема пожара вроде была исчерпана, мужики заговорили все сразу и каждый о своем. Пьянка помаленьку затухала.
Мы с Юрой, сославшись на необходимость выспаться перед дорогой, еще разок сходили в парилку. Постояли под холодным душем и отправились на свой постоялый двор. Утром фотограф доставил нам полный комплект фотографий. Он, очевидно, действительно не спал, но выглядел довольным. Я щедро рассчитался с ним и мы отправились в Вологду на том же заслуженном львовском автобусе.
В гостинице нас ждала записка от Кузьмина: «Коль найдется время, прошу оказать мне честь и отметить вместе со мной небольшое, но знаменательное событие».
Дежурная, вручившая нам записку и, конечно же, успевшая ознакомиться с ее содержанием, сказала: