Содержательную беседу прервал телефон. Звонил шеф.
— Как там с делом Николаева, Евграф Акимыч? Будем закрывать?
— Повременим, — ответил Евграф Акимыч, — повременим, а там и закроем.
Шеф помолчал, потом как-то многозначительно сказал:
— Ну-ну, разбирайся. Только постарайся побыстрее. Мне для отчета лишнего жмурика представлять неохота. А через неделю справку посылать.
— Скоро, скоро закроем, — успокоил шефа следователь.
Решив, что звонок начальства достаточно веский повод, чтобы спровадить «искусствоведшу», он быстренько ответил на ее вопросы, стараясь больше не хамить, и Ирина Самойловна удалилась, уверенная, что больше из «солдафона» ничего не выжмешь, — да и не надо: и так сюжетец минут на пять есть.
Дело Николаева на первый взгляд было ясное и простое, но ряд пунктов оставались не только не ясными, но и «наводящими на размышления» — по любимому выражению старшего следователя.
И началось оно, в общем, обычно.
По 02 позвонил некто гражданин Михальченко и заявил, что, придя утром к своему приятелю Николаеву, обнаружил его мертвым. «Скорая» прибыла на место происшествия и установила, что смерть наступила в результате передозировки наркотика, введенного внутривенно.
А поскольку покойник был, судя по обстановке квартиры, не из бедных, да еще, памятуя, что прокуратура просила ставить ее в известность о каждом случае смерти, связанной с наркотиками, следователь из районной бригады позвонил Евграфу Акимовичу, которому и пришлось ехать на Петроградскую.
Служебная «девятка», покружив по переулкам, остановилась у старого здания начала века. Стиль «модерн», отметил Евграф Акимыч и тут же чертыхнулся. Мысли были явно не по делу.
Старенький лифт, скрипя, поднял их на третий этаж. Квартира давно уже перестала быть коммунальной. Ее откупили, расселив жильцов, кого в однокомнатные, кого «на деревню к дедушке». Во второй по коридору комнате хлопотали эксперты. Покойник лежал на обширной кровати, одеяло сползло на пол. Был он совершенно голый. На полу валялся шприц, на тумбочке — склянки, ложечки, рюмка с недопитым коньяком. Евграф Акимович прошелся по комнате, открыл шкаф. В нем висело несколько костюмов, два платья, юбка.
Вадим из лаборатории снимал отпечатки пальцев с рюмки.
— Ну и как? — спросил его Евграф Акимович.
— В основном, хозяин. Но и еще кто-то был.
В сверкающей кафелем и зеркалами ванной комнате стояло множество пузырьков, лосьонов, баночек с кремами, шампуней.
В соседней комнате — очевидно, гостиной — сидел (как следовало из протокола допроса) Михальченко Виталий Алексеевич, сорока шести лет, русский, директор частного коммерческого издательства «Мефисто».
Евграф Акимович бегло пробежал протокол. Михальченко зашел к приятелю утром, чтобы узнать, не случилось ли с ним чего, в смысле не захворал ли, потому что накануне Николаева не было на работе. Дверь квартиры была закрыта, на звонки никто не откликался, но у него есть ключ, поскольку они друзья, и Виталию Алексеевичу приходилось время от времени открывать дверь своим ключом, поскольку Николаев мог уехать по делам службы, а в таких случаях он просил друга присматривать за квартирой, поливать цветы и вообще…
Работали они в одной фирме: Николаев Никита Васильевич заведовал отделом рекламы и реализации. Владел третьим по значимости пакетом акций фирмы.
Михальченко был явно растерян и угнетен.
— Итак, Виталий Алексеевич, вы были дружны с покойным?
— Да, мы вместе… давно уже работаем, а до этого учились на журфаке.
— Вы знали, что Николаев был наркоманом?
— Да, в общем, знал. Хотя, казалось, что все еще не так страшно. Сам Никита говорил, что может остановиться, когда захочет.
— А вам он предлагал попробовать?
— Ну, курил я пару раз сигареты с какой-то дрянью, так ведь все курят.
— У него была подруга?
— Н-не знаю, — Михальченко явно растерялся. — Конечно, время от времени бывали женщины. Но насчет постоянной — не уверен.
— Вы вчера вечером здесь были? — сменил тему старший следователь.
— Был, то есть заходил на несколько минут. Никиты, как я уже говорил, не было на работе, на звонки он не отвечал, вот я и зашел, думал, может, он захандрил, отключил телефон. У него бывало такое. Приступы депрессии, — пояснил он.
— И что же вы увидели?
— Да ничего особенного… вот только Никита был какой-то нервный, все вроде хотел, чтобы я поскорее ушел. Ну я оставил ему документы кое-какие, чтобы разобрался, подписал, — на нас типография давит, требует бумагу, материалы, деньги за печать… а с продажей дела не очень… Нет, я не понимаю…