— Старик меня с кем-нибудь спутал. — Олег сам не знал, чем обязан порыву старого музыканта в его адрес.
Они еще не успели сделать заказ, а официант принес перепелок и вина. Ира ела дичь первый раз в жизни. Олегу приходилось, но вовсе не в ресторане. Возле ракетной базы, которую они охраняли в Афгане, водились дикие козы. Один раз ему удалось подстрелить козла, которого они сварили в большом казане. Мясо оказалось жестким и не очень вкусным.
— Чего ты ее вилкой ковыряешь? — Она сама не заметила, как перешла с ним на «ты». — Я слышала, дичь положено руками брать. — И подала пример. Олег понял — маленькую птичку есть руками куда удобнее. Перепелки в сметанном соусе имели нежный изысканный вкус. Вино тоже оказалось отменным. Они выпили по бокалу. Тут же на столе появилась вторая бутылка.
— Я, кажется, не заказывал? — Удивился Олег.
— И не надо. Вы сегодня гости нашего директора. Все бесплатно.
— Ничего не понимаю. Объяснитесь?
— Я выполняю распоряжение своего босса и ничего объяснить не могу. — Улыбнулся официант: — А вот и он сам.
К их столику подошел полный человек небольшого роста. Голенев слыхал, что ресторан «Ласточка» принадлежит некому Греку, но имя это, кличка или фамилия, не уточнял.
— Я Артур Иванович Лескопопулос. В городе меня все зовут греком, но мама у меня русская. Как вам наша кухня?
— Кухня у вас классная. Но объясните, почему с меня не хотят брать денег?
— Уважаемый Олег, мы знаем, что вы потеряли друга. И знаем еще кое-что, о чем я сообщать воздержусь. Я польщен, что вы оказали честь нашему ресторану, и прошу Вас и вашу спутницу быть сегодня моими гостями. — Проговорив все это, Артур Иванович чинно поклонился и отбыл в сторону кухни. Ира подняла бокал:
— За тебя. Видишь, ты знаменитость, и нечего скромничать.
Голенев снова достал расческу:
— Хотя я сам ничего не понимаю, ну и ладно. — И они выпили.
— Расскажи мне про своего друга? — Попросила Ира.
— Мы воевали вместе. Месяц с лишним назад я приехал сюда. Дима достал денег на мой проект. Теперь Димы не стало, а я не могу узнать, кому должен. Кого не спрошу, все отказываются.
— Ты его любил?
— Димку? Не знаю. Это слово не очень подходит. Можно любить свою руку или ногу? А вот когда тебе ее отрежут, поймешь, чего лишился…
На глазах Иры выступили слезы:
— Я поняла.
Скрипач Моня заиграл вальс и снова спустился к ним:
— Танцуйте. Это старинный вальс Маньчжурские сопки. Он звучал для воинов, которых уже мало осталось…
Они вместе поднялись и закружили по залу. С других столиков тоже стали подниматься пары. Скоро все свободное пространство зала заполнилось танцующими. Слезы на глазах Иры высохли.
— Где ты так научился танцевать вальс?
— В Суворовском училище. Там обучали бальным танцам.
— Ты окончил Суворовское?
— Да.
— Как ты туда попал?
— Из детдома.
— Ты сирота?
— Не совсем. У меня на родине остался друг, вроде брата. Его мама и для меня как родная.
— Он тоже с тобой воевал?
— Нет, мы вместе с детдома.
— Как же так? У него же мама?
— Тетя Галя ему не кровная мать. Она Тихона усыновила. Но, тетя Галя лучше многих родных матерей…
Скрипач закончил играть, но пары не расходились.
— Семь сорок! Выдай семь сорок, Моня. — Раздались голоса. Корзон поднес смычок к струнам, выдержал паузу и начал выводить мелодию. Сперва медленно, потом все быстрей и быстрей. Скоро смычка в его руках уже видно не было. Он словно растворился в воздухе, как лопасти вертолета. Заводная мелодия подхватила танцующих. Они устроили хоровод. Голенев не знал еврейских танцев, но Ира отплясывала рьяно, и он, как мог, поддерживал ее пыл. Пока они прыгали, официант успел убрать пустые тарелки и принес фрукты.
— Ты волшебник. — Улыбнулась Ира, усаживаясь за стол.
— Я учусь. — Ответил Олег и улыбнулся ей в ответ. И от этой неожиданной улыбки всегда серьезное и немного грустное его лицо помолодело, сделалось озорным и очень красивым.
— Как хорошо ты улыбаешься. Я первый раз за весь вечер заметила у тебя улыбку.
— Я редко улыбаюсь. — Признался Голенев и разлил вино им в бокалы: — Я хочу выпить за Митю.
Она вытаращила глаза:
— За какого Митю?
— За твоего жениха. Какой он молодец, что не прилетел тем рейсом.
— Дурак ты, и уши холодные. — Она вдруг рассмеялась.
— И хорошо. Нельзя же быть всегда умным.
— Ты еще и похвальбушка. — Она чокнулось с ним и прошептала: — Я пью за Митю. Пусть ему с кем-нибудь будет так же хорошо, как мне с тобой. — Положила свою загорелую ручку на его ладонь и добавила совсем тихо: — Хоть на один вечерок.