Забрав у нее коробку, я ставлю ее обратно на стол и мысленно попрекаю себя за то, что повела себя как неблагодарная скотина после всего, что организовала и сделала сегодня Кэролин. Эх, если бы светлые, счастливые мысли озарили мое лицо хотя бы пятью процентами Кэролинности! Увы, этого не происходит.
– Я просто устала, и мой мозг не в состоянии все воспринять.
Кэролин молча изучает меня, а затем уточняет:
– Ты уверена? А то мы можем поселить тебя в маленькой комнатке рядом с нашей, без проблем…
– Мне здесь хорошо, правда! Мне нравится эта комната. Честно-честно!
Дядя Тай за ужином хранит молчание. И буравит взглядом быстро опустошаемую коробку с пиццей так, словно пытается именно на нее возложить всю вину за то, где мы сейчас находимся. Но пеперони никогда никому не подкладывала свинью.
– Так странно представлять чужих людей в усадьбе, да? – говорю я, прекрасно понимая, что посыпаю наши раны едкой солью, и стараясь смягчить свои слова сочувственным тоном.
Нож и вилка Кэролин (она единственная из нас троих ест пиццу с помощью этих столовых приборов) звякают о тарелку.
– Тай, серьезно? Ты ей так еще и не сказал?
Я едва не давлюсь огромным, во весь рот, куском пиццы.
– Что не сказал?
Толком не прожеванная пицца застревает у меня в горле – кажется, меня ждет порция по-настоящему плохих новостей. Пожалуй, даже пеперони не скрасит сегодняшний вечер.
Дядя Тай делает глубокий вдох, бросает на Кэролин неодобрительный взгляд и поворачивается ко мне:
– Я собирался тебе сказать, да только не было подходящего момента, а на тебя и так в этом году столько всего навалилось.
Черт! Новости точно не из хороших… Голос дяди Тая звучит так, словно он репетировал эту сцену перед зеркалом сотни раз.
– Тай, да скажи уже наконец, – тихо призывает мужа Кэролин. – Ты что, не видишь, что она на взводе?
Дядя Тай вздыхает:
– Дом купил Мэдок Миллер. Завтра он уже перевозит туда семью.
Что-то влажное касается моей щеки – я не замечаю, что уронила кусок пиццы на стол, заляпав все вокруг каплями томатного соуса.
– Ты… продал дом… Мэдоку Миллеру?
Это шутка! Совершенно дурацкая, несмешная шутка! Не может быть, чтобы дядя Тай продал наш дом негодяю, который убил моих родителей. И, черт возьми, чуть не убил меня! Я жду, что дядя Тай скривит в ухмылке губы: «Что, повелась?» Но он только распрямляет ладони. Затем, наверное сообразив, что это не поможет (ведь шрамами на ладонях я обязана как раз Мэдоку Миллеру), дядя Тай сплетает перед собой пальцы:
– У нас был только один вариант…
– Я тебе не верю, – перевожу я взгляд на Кэролин в надежде на поддержку.
Но та лишь вздыхает и вытягивает над столом руку, словно собирается дотронуться до моей. Но уже в следующий миг я осознаю, что Кэролин подает мне салфетку – вытереть соус.
– Ты не мог продать ему дом…
Даже если дядя Тай пренебрег тем, что наша семья враждовала с Миллерами из поколения в поколение, он все равно не посмел бы взять деньги у Мэдока Миллера после трагедии. Это кровавые деньги!
– У меня не было выбора, понимаешь? – Схватив последний кусок пиццы и ключи от своего автомобиля, дядя выскакивает из-за стола. – Я проветрюсь.
– Куда ты…
Вопрос Кэролин обрывает громкий хлопок входной двери.
– Мне действительно очень жаль, Ава, – говорит она после долгой неловкой паузы. – Но Тай сказал правду. У него не было выбора. Банк отобрал бы все, не продай мы дом вовремя.
Умом я понимаю: Кэролин права. Дядя Тай не продал бы дом этому человеку, появись другой вариант. Но тем не менее я все еще колеблюсь, воображая Миллера, его самодовольную жену и парочку их ядовитых отпрысков в нашем поместье.
Глубоко вдохнув, Кэролин достает из холодильника бокал яблочного сока и мой любимый холодный кофе.
– Ну хоть переезд в наш новый дом мы можем отметить? – поднимает она свой бокал.
В голосе Кэролин слышится нотка неуверенности, и я понимаю: нельзя вымещать на ней свою горечь. Как, впрочем, и на дяде Тае. Просто все, что происходит сейчас с нами, – чертовски вопиющая, незаслуженная несправедливость.
– Дом, милый дом, – апатично выговариваю я и опустошаю свой бокал.
Несмотря на сильную усталость, заснуть мне в эту ночь не удается долго. За окном постоянно шепчет река. И как только я о ней думаю, мне сразу же хочется в туалет. А еще меня терзает видение – воспоминание, должно быть. Об автомобильной аварии. Я буквально ощущаю ее: удар, ужас… Потом я выползаю – одна – из-под груды искореженного металла. И вижу Мэдока Миллера, стоящего возле своей слегка поцарапанной машины.