- Она преследует нас, - прошептала Саша.
Мне захотелось плакать, реветь, как ревут пятилетние дети, когда у них отнимают конфету. Колесо поднялось на самый верх. Люди внизу казались карликами, ползающими по дорожкам парка. Среди них я искала только женщину в черном и волка. Но не видела. Когда колесо прошло полный круг, и мы вышли, никаких женщин и волков рядом с аттракционом не было. Я облегченно вздохнула. Саша, словно прочитав мои мысли, сказала:
- Но она же была, мы обе ее видели.
- Главное, что ее нет сейчас, - ответила я.
Желание кататься пропало. Вместо билетов на американские горки мы купили мороженое на всех и вернулись на выставку. Мне казалось, что судьи еще долго будут решать, кто победит. Но как только мы с мальчишками съели мороженое, вышел на эстраду Максим Викторович, и началось награждение. Мы сидели в самом дальнем от эстрады уголке танцевальной веранды и не слышали, что он говорит. Но вот на эстраду поднялись три девочки и два мальчика, им вручили какие-то статуэтки и большие красочные листы бумаги. То ли дипломы, то ли грамоты.
- Пять призовых мест? - удивилась Саша.
- Не слышно же, - ответила я, - могли бы и микрофон взять.
- Да не ладится у них что-то, - ответила Саша, - видишь: он крутит в руках микрофон, да без толку.
На эстраду взбежал полноватый, будто колобок, мужчина с мокрой от пота майкой на спине, пробежал куда-то за заднюю стенку. Максим Викторович в это время стоял полуоборотом к публике, сгрудившейся возле эстрады. Вдруг он поднял микрофон и сказал в него:
- Раз, раз, раз, - и это разнеслось по всему парку.
Максим Викторович повернулся лицом к зрителям и сказал:
- Итак. Третье место разделили между собой пять героев. Второе место достается троим.
Он называл фамилии, и на эстраду поднялись два мальчика и девочка. Максим Викторович улыбался так, будто вручал подарок самому Сальвадору Дали.
- А теперь первое место, - возвестил он, - его делят двое.
И тут он назвал Сашину фамилию. Мы переглянулись.
- Я никак не ожидала, - прошептала Саша.
- Иди уже, неожидалка!
Я даже про Погорелицу забыла. Саша побежала к эстраде, и Максим Викторович назвал вторую фамилию. Я осталась на лавочке совершенно одна. Все стояли вплотную к эстраде. Раздались аплодисменты, а за моей спиной послышалось рычание. Я оглянулась. Вплотную к ограде стоял матерый волк, а рядом с ним Погорелица. Она откинула с лица вуаль и в упор разглядывала меня черными, словно мокрый антрацит, глазами. Обожженный рот кривился в презрительной усмешке. Она будто предупреждала, что встреча будет. Скоро. Я бросилась к эстраде.
Мы ушли сразу после награждения. Близнецов из парка забрала бабушка, а мы отправились назад, в Татьянино. Ехали без разговоров и быстро. Матвей так устал, что заснул в машине, положив голову на колени сестре. Мы с Сашей разглядывали награду. Это была небольшая статуэтка: на маленькой золотой палитре лежали три кисти разного размера. Ее можно было повесить на стену или поставить на полку на специальной подставке.
Машина остановилась на том же холме, что и ночью, когда мы ехали с дядей Геной из аэропорта. Жена Максима Викторовича захотела сделать несколько эффектных фото. Мы, конечно, тоже вышли и сфотографировали сверху реку, остров, крышу дома. И усадьбу Погорелицы. Потом я взглянула вправо, где вдоль Дона раскинулись пойменные луга. Колышимый ветром ковыль серебрился под заходящим солнцем. Я подумала, что это будет самый красивый кадр. В это время к воротам нашей усадьбы подкатила белая "Лада". Вышли крестные.
- Рома еще нет, - сказала я.
- Нет, - эхом откликнулась Саша.
***
- Как наши собаки, пап? - спросил Матвей, выскакивая из машины.
Дядя Гена нахмурился, подошел к машине. Я поняла все, взглянув на него.
- Ром? - спросила я.
Дядя Гена отрицательно мотнул головой. Мама близнецов охнула, закрыв ладонью рот. Максим Викторович растерянно смотрел на крестного.
- Не может быть, - выдохнул он.
Дядя Гена развел руками.
- Я сожалею, - тихо сказал он. - Слишком много ран. Слишком глубокие. Она проснулась после наркоза, но ненадолго. Когда мы приехали на работу, позвонил Веня. Он ничего не смог сделать.
Матвей разрыдался и понесся в дом. Мама близнецов сняла очки и вытирала влажные от слез глаза. Максим Викторович оперся о кузов машины и смотрел в землю.
- Как мальчишкам сказать? Не знаю. - Он отвернулся, часто моргая. - Они нам этого не простят.
Дядя Гена пожал плечами:
- Даже не знаю, что посоветовать.
- Надо взять щенка, - прошептала Саша.
- Может быть, - дядя Гена взглянул на дочь. - Если хотите, я спрошу Веню. Он же всех собак здесь знает. - Крестный помолчал. - А мальчишкам надо сказать, что она славно сражалась. Больше ничего.
Когда мы вошли в дом, Матвей плакал, уткнувшись носом в колени маме, сидящей на диване. Тетя Оля гладила его по голове, беспомощно оглядываясь. Первое горе. Его можно только пережить. Матвей ушел к себе, но через полчаса вернулся уже без слез. Он будто стал немного взрослей. А меня не покидала мысль, что собака - случайная жертва. Я давно поняла, что Погорелица не шутит, но смерть собаки окончательно выбила почву у меня из под ног.