Она провела языком по пересохшим губам и пробормотала:
— Конечно, Эдди, я подозревала неладное. Но, клянусь, я ничего не знала. Вернее, я знала, что Сьюзи — не настоящая обезьяна. Однажды, когда я ночевала у них в фургоне, я случайно услышала их разговор. Мардж смертельно боялась Хоги. Она умоляла меня никому ничего не говорить.
— Но когда карлика убили, ты прекрасно знала, откуда он появился — из обезьяньей шкуры, — сказал я. — И ты знала, кто его убил.
— Я ничего не знала. Я обещала Мардж.
Моя рука лежала на столе; она накрыла ее своей рукой. Я вздрогнул от этого прикосновения.
— Не будем больше говорить об этом, Эдди! Нас могут услышать. Если ты так настаиваешь, чтобы я тебе все рассказала, давай поднимемся в нашу комнату. Там мы будем одни.
Это было разумно, очень разумно с ее стороны. Оказавшись с ней в номере, я не стал бы говорить о смерти.
— Давай выпьем ещё что-нибудь, Рита. Мне нужно все это обдумать.
Я смотрел ей прямо в глаза. Но потом мне пришлось отвернуться, чтобы заказать официанту еще два стакана мартини.
Потом я опять посмотрел ей в лицо и подумал: «Все это не имеет никакого значения. Я могу ей верить. Вряд ли такой человек, как Хоги, стал бы посвящать постороннего в планы похищения. И газет она могла не читать. Она об этом ничего не знала. Даже если она подозревала, что происходит неладное, она ни в чем не могла быть уверена. И ей не с кем было поделиться своими сомнениями».
Пока я смотрел на нее, я ей верил. Но потом я закрыл глаза и совсем другие мысли забродили у меня в голове.
— Рита, когда в ту ночь в Эвансвилле быв убит карлик, ты могла ничего не знать о похищении. Я допускаю это. Но ты наверняка читала утренние газеты. Когда я встретился с тобой в холле отеля, ты собиралась в банк. Некоторое время спустя у тебя опять было свидание с каким-то банкиром. Я начинаю кое о чем догадываться. Ты боялась, что Хоги тебя убьет, потому что ты слишком много знала или подозревала. Он уже совершил убийство и показал, на что способен. И ты решила принять меры. Ты оставила в банке запечатанный пакет и дала распоряжение вскрыть его в случае твоей смерти. Таким образом, ты себя обезопасила.
Она глубоко вздохнула и умоляюще прошептала:
— Эдди, я начинаю тебя бояться. Ты говоришь… как следователь. Если бы я не любила тебя так сильно, я бы…
Официант поставил перед нами два мартини. Рита судорожно отхлебнула из своего бокала ненова взяла мою руку.
— Эдди, давай забудем все это! Я забрала конверт в субботу и сожгла его. Я это сделала, потому что боялась, что Хоги меня прикончит.
«Похоже на правду», — подумал я. Я всей душой хотел ей верить, стряхнуть с плеч всю эту историю, навсегда забыть ее. Рита была так изумительно красива. Сейчас я мог бы сказать ей: «Ты права, Рита. Давай все забудем!» Потом мы поднялись бы в ее комнату, и я был бы счастлив.
Но вместо этого я задал ей один вопрос:
— Рита, какая страховая компания оплатила тебе страховку в пять тысяч долларов после смерти твоего отца?
Она резко отдернула свою руку. Я хотел знать все, и я добился своего. Теперь я действительно все знал. Пока я не задал этот вопрос, у меня был шанс, тень надежды. Ее жест объяснил мне, почему Вейс нашел только тридцать четыре тысячи долларов из тех сорока, которые Хоги получил в качестве выкупа. Моя прекрасная Рита потребовала свою долю за молчание.
Единственной случайностью в этом деле была смерть ее отца. Но и эта смерть пришлась как нельзя кстати — она объяснила, откуда у Риты вдруг взялись такие большие деньги.
Она затравленно посмотрела на меня и процедила сквозь зубы:
— Убирайся к черту, Эдди!
Даже теперь мне хотелось сказать ей: «Бог с ней, с этой историей! Давай все забудем!» — и подняться к ней в комнату. А там я моментально забыл бы обо всем на свете. Мы насладились бы друг другом. Но я не мог Оплатить это наслаждение деньгами шантажистки. Они были получены за похищение одного ребенка и за смерть другого — маленького чернокожего мальчика, который Чудесно бил чечетку.
И я сказал эти слова:
— Давай обо всём забудем, Рита. Я только хотел знать.
Но я вложил в них совершенно другой смысл. Я дал ей понять, что не смогу доказать, что эти деньги она получила от Хоги. Я даже не стану пытаться что-либо доказывать. Этими словами я прощался с ней навсегда. Мой стакан мартини так и остался нетронутым.
Когда я вышел из бара, мне захотелось немного побродить на природе. Я знал, что озеро находится неподалеку, и пошел наугад в сторону парка. Довольно скоро я вышел на берег озера и присел на травянистый склон, ведущий к воде. Мне было приятно просто сидеть на траве, смотреть на озеро и ни о чем больше не думать. Однако вскоре спустились сумерки, и я вынужден был уйти из парка. Из ближайшей аптеки я позвонил на ярмарку и попросил вызвать к телефону дядю Эма. Но секретарша ответила мне:
— Он уехал в город, Эд. Он говорил, что собирается пригласить вас с Ритой на обед.
Теперь я знал, что он пошел в отель «Висконсин», и решил вернуться туда. Дядя Эм сидел в холле.
— Я пытался тебя разыскать, Эд. Мне сказали, что Рита покинула отель. Вы… расстались? Ты понял, что произошло?
— Так ты все знал! — воскликнул я. — Почему ты ничего мне не сказал?
Он грустно покачал головой.
— Я ничего не знал, Эд. Я только подозревал, но ни в чем не был уверен. Ты ее знал лучше меня. Если она действительно шантажировала Хоги, ты догадался бы об этом и без моей помощи.
— Давай оставим эту тему. Мы еще сможем немного поработать сегодня вечером. Сейчас только восемь часов.
— С ярмаркой покончено, Эд.
— Что ты сказал?
— Именно поэтому я и приехал в город. Слухи о том, что Мори продает свою долю, к сожалению, оказались вполне обоснованными. Ты ни за что не догадаешься, кто теперь там правят. Имя нового владельца — Скитс Гири. Он сразу же выдвинул другие условия. Он не позволит нам заработать у него на ярмарке ни цента. Тебе понятно, по какой причине. Я послал его к черту и продал все наше барахло Дженни. Наши чемоданы уже на вокзале. Мы свободны как ветер, Эд!
— Но ведь по контракту Гири не имеет права менять условия в середине сезона! — возразил я. — Ведь у тебя с собой наш контракт?
— Именно это я ему и сказал, малыш. И еще кое-что прибавил от души. Если ты приглядишься хорошенько, то прочтешь его ответ под моим левым глазом. Жаль, что ты при этом не присутствовал! Это было дивное зрелище! Видел бы ты рожу Скитса! — и он довольно ухмыльнулся. — Так или иначе, мы ни в коем случае не сможем работать под его началом. Но не бойся — в кубышке еще кое-что есть. В ближайшие несколько месяцев мы не умрем с голоду.
— Что женам делать? — спросил я.
— Я подумываю о том, чтобы поболтаться какое-то время в Чикаго. Как ты на это смотришь?
— Мне все равно, — ответил я. Он положил руку мне на плечо.
— Ты справишься, малыш. Все будет хорошо!
— Я уже справился. Я все обдумал. Жизнь продолжается.
— Прекрасно! Давай останемся на эту ночь в Милуоки, а завтра утром отправимся в Чикаго. Но там нельзя появляться с большими деньгами. В Чикаго всегда умели заставить человека тряхнуть мошной. Давай кутнем здесь, в Милуоки! Ты согласен? — он даже прищелкнул пальцами от удовольствия. — Вот еще о чем я подумал, Эд. Эстелла тоже уходит с ярмарки. Она ненавидит Скитса Гири так же, как и мы. Он уже успел прибрать к рукам «живые картины». Сбегай за ней! Мы устроим чудесный прощальный вечер.
— А ведь ты остался без подружки, — улыбнулся я. — Давай-ка смотаемся втроем в Цинциннати и прихватим в нашу компанию Фло Червински!
Конечно, я шутил. Но мне следовало быть осторожнее, потому что именно так мы и поступили.