. Отделавшись содранной на ладонях кожей и порванными джинсами, она громко выругалась и направилась к полуподвальному окну раздевалки, которое они с Ленькой предусмотрительно оставили открытым. По их договоренности, Ленька должен был прийти раньше и принести фонарик, но его нигде не было. Подождав мальчишку еще немного, она решила, что друг струсил, и, светя телефоном, направилась к выходу из раздевалки. Конечно, ходить одному по темному зданию страшнее, чем вдвоем, да и привидеться со страху может все, что угодно. Вот и сейчас Мила вжалась в стену, вглядываясь в дверь подвала возле раздевалок. Она смотрела, не отрываясь, на темное пятно, расплывающееся под дверью и почти дошедшее до ее кроссовок. Где-то совсем рядом раздались шаги. Девочка закрыла глаза и осела на пол, обхватив колени. - Бу! - крикнул из-за угла Николич. - Ну что, испугалась? - звонкий мальчишеский голос вернул ее к жизни. Посмотрев на дверь, она не обнаружила пятна и с досадой подумала: «Надо было давно пойти к окулисту». - Николич, мать твою! Скотина! - она набросилась на него с кулаками. - Ладно, остынь. Прости, что задержался, зато смотри, что я раздобыл! Дедова еще, - вместо фонарика Ленька держал в руках керосинку, - антиквариат. - Ленечка, золотце, а ты антиквариатом этим пользоваться умеешь? Леня отрицательно покачал головой. - А спички у тебя есть? Ответ последовал тот же. - Поздравляю, Шарик, ты - балбес. - Заключила Мила и протянула ему телефон. - Вот, держи, антикварщик хренов, великое изобретение современности. Они поднялись на первый этаж. Темно, только сквозь зашторенные окна пробивался слабый свет: не то лунный, не то от ближайшего фонаря. Было настолько тихо, что ребята слышали собственное дыхание. Мила не удержалась от комментария: - Тишина гробовая. Николич поежился: вот только упоминания про гроб не хватало. - Жутковато, - согласился он. Мила насмешливо посмотрела на друга: - Ничуть! - она пошла вперед, ничем не выдавая страх. В этом была вся Мила. Бодрым голосом она всегда кричала: «Ну, и чего вы испугались? Как дети, ей-богу!», когда Старцев с Николичем оказывались опять впутаны в ее авантюры. Они шли тихо, минуя столовую и кабинеты, вздрагивая, проходя мимо скелета за стеклом возле класса биологии. На лестнице, ведущей на второй этаж, было совсем темно, а телефон предупреждал, что зарядка на исходе. Мила успокоила друга, что даже этого им хватит еще на несколько часов, но ошиблась. На полпути ко второму этажу мобильник жалобно пискнул и погас. Друзья оказались в полной темноте. - Николич, елки-палки, говорила же, возьми фонарь! Дальше шли на ощупь, часто оступаясь на лестнице. На лбу у Лени выступил пот. Он остановился и прислушался. Мила тут же его толкнула в бок: - Ну, чего стоим? - Тихо ты! Слышишь? Мила тоже прислушалась. Где-то недалеко звучала музыка: кто-то играл на фортепиано. Она была не мрачной, скорее тоскливой и протяжной. - Булат Окуджава, романс, - раздался из темноты знакомый голос. Николич с Бестужевой вскрикнули, а человек хрипло откашлялся: - Я злой и ужасный вампир, я вас съем! - Рассмеялся Старцев, включая фонарик. Николич тут же, не подбирая выражений, поведал другу, кто он такой. - Ты все-таки пришел? - удивилась Мила. - А ты думаешь, я тебя отпустил бы одну? - ответил вопросом на вопрос Сережа. Леонид не считался, тот сам, как и Мила, нуждался в опеке. - А музыка откуда? - успокоившись, спросил Леня. - Из актового зала, - Старцев помрачнел. - Не спрашивайте меня, кто играет, я там не был и как-то не тянет. Окна были закрыты, но по коридорам гулял ветер. Стало слишком холодно для начала осени. «Как в морге», - подумал Николич. Музыка едва доносилась до них, но и от этого было жутко. - Кто может быть в школе в полночь? - задумался Старцев. - Бледный! - предположила Бестужева. - Миша же говорил, что он ночует здесь. - Тебе что, медведь совсем ухо отдавил? Голос женский! - по мере приближения к залу, Николич начал различать слова: Жаркий огонь полыхает в камине, Тень моя, тень на холодной стене. Жизнь моя связана с вами отныне... Дождик осенний, поплачь обо мне. Голос звучал холодно, и как-то потусторонне. Да и сам факт того, что кто-то в школе играет на фортепиано среди ночи, не мог не пугать. Они приближались к актовому залу, в коридоре становилось холоднее, сердце у всех забилось чаще, а ноги стали ватными. У самого входа Мила наступила в лужу. Взглянув на пол, она обнаружила то же темное пятно, что и возле подвала. Жидкость вытекала из-под двери. - Ребят... - протянула она, повернувшись к мальчикам, но, когда посмотрела обратно, пятна уже не было. Привидится же такое! Вот только она не заметила на кроссовках красные потеки. - А может, ну его нафиг этот зал? - предложил Николич. - Согласен! Давайте тихо-мирно уйдем отсюда, можно ко мне. Я купил новую часть «Героев», а еще у меня есть чипсы и лимонад, и родители уехали, - предложил Старцев. Но, как бы заманчиво ни звучало предложение, Мила стояла на своем. - Да, признаюсь, это немного жутко, - сказала она, дрожа, как осиновый лист. - Но не настолько, чтобы не пойти и не проверить, что там. Хотите, я первая пойду? Она схватилась за ручку, но открывать дверь не спешила. Ребята не желали ее подгонять. - Мил, может, не надо? - взмолился Ленька. - Надо, Леньчик, надо. Дверь со скрипом отворилась. Дети вошли в зал. У инструмента сидела девушка. Старцев, заикаясь, предложил валить и побыстрее. Но Николич не согласился. Пусть его от песни тоже пробирала дрожь, но любопытство было сильнее. Теперь дети смогли увидеть пианистку. Она выглядела, как школьница конца прошлого века: длинная, черная коса, коричневое шерстяное платье, передник. Лицо мертвенно-бледное. Или, может, во всем виновата темнота и лунный свет? Школьница продолжала нажимать на клавиши и напевать. На вид девушке было лет семнадцать. Сережа протер очки, и опять нацепил на нос. - Ух нифига себе! Настоящий призрак! - громко восхитилась Мила. Музыка перестала играть, девушка обернулась и исчезла. - Что это было? - Старцев продолжал смотреть туда, где сидела школьница. - А, черт его знает, пойдемте лучше отсю... - Николич не успел договорить. Прямо перед ним внезапно возникла та самая девушка. Теперь он различил темное пятно на ее виске. Лицо девушки было бы красиво, если бы не темные провалы глаз. Ноги ребят по щиколотки оказались в чем-то вязком. - Валим... - прошептала Мила, пятясь назад, а в следующий миг они уже с визгом бежали по школьным коридорам, не разбирая дороги, лишь бы подальше от актового зала. Через некоторое время они заметили, что погони нет, и остановились, тяжело дыша. - Чтобы я еще раз на такое подписался! - выдохнул Николич. - Вот-вот! - подтвердил Старцев. - Больше мы в твоих идеях не участвуем! - обратился он к Миле. - Подумаешь, очень надо. Тебя вообще никто не звал, - огрызнулась она. - Что вы тут делаете? - раздался хрипловатый, заспанный голос. Только сейчас они поняли, где находятся: в конце коридора четвертого этажа. На двери красовалась надпись: «Директор, Бледный Игорь Владимирович». Все трое так же, как и до этого, когда увидели призрака, побежали в обратном направлении, громко крича. Скорее по лестнице, а дальше мимо столовой и холла в раздевалку. Там они закрылись на задвижку и привалились к двери. - А чего мы в этот раз испугались? Могли бы спросить его о том же! - немного придя в себя, сказал Старцев. - Тупим. - Мила направилась к окну, но, открыв его, отшатнулась и вжалась в стену. Из окна на ребят смотрели два темных провала на бледном лице, а в ушах звучала песня: Тень, моя тень на холодной стене... Николич дернул задвижку, но та не поддалась. Мерзкая бордовая жидкость, казалось, уже покрыла весь пол, а призрак был все ближе. Задвижка никак не хотела поддаваться. Мальчики пытались выбить дверь, а Мила не могла пошевелиться. Призрак вытянул худую белую руку и надвигался на девочку. Девушка убаюкивающе напевала: Короток путь от весны до погоста. Дождик осенний, поплачь обо мне. Мила обмякла, тело перестало слушаться. Призрак погладил ее по щеке. Девочке показалось, что она вся превратилась в лед. В ушах зазвенело и Мила провалилась в темноту.