Легкий мексиканский завтрак – desayuna – состоит обычно из чашки шоколада и какого-нибудь печенья; второй завтрак, гораздо более плотный, бывает не раньше полудня. Я не думал, что увижу за завтраком донью Беатрис. Ее действительно не было; не было и никого другого. И хорошо: я испытывал бы странные ощущения, если бы пришлось завтракать с еще одним членом семьи – мажордомом. Но мне сказали, что он уехал очень рано. И никто не знал, куда.
Быстро позавтракав, я приготовился выезжать. Лошадь я нашел во внутреннем дворе, в конюшне для caballos de luxo (верховых лошадей).
Сев в седло, я выехал со двора и у передних ворот увидел человека, тоже верхом, одетого в живописный костюм мексиканского ranchero, со всеми его звенящими украшениями. Это был обещанный проводник. Он застал меня врасплох, обратившись ко мне по-английски:
– К вашим услугам, капитан. Я тот, кто должен отвести вас на Зачарованную гору.
– Соотечественник? – спросил я.
– Да, капитан. Меня зовут Джо Гринлиф.
– Джо Гринлиф! – воскликнул я, услышав имя знаменитого обитателя равнин. – Неужели это вы?
– Я, и никто другой – не лучше и не хуже.
– Лучшего мне и не нужно; я рад иметь такого проводника. Я слышал о вашем мастерстве, мистер Гринлиф.
– О, ничего особенного, капитан; нечем похвастать. Да и вообще говорить не о чем: мы ведь идем всего до Зачарованной горы. Эта любопытная вершина почти на виду – была бы на виду, если бы перед ней не были запутанные хребты. Наш путь как раз идет через них.
– Ну, во всяком случае, я рад находиться в обществе соотечественника. Я ожидал, что мой проводник будет…
– Скотовод! – прервал он со смехом.
– Вот именно, – подтвердил я, – и поэтому приятно разочарован. Но как вы оказались в Коагуиле?
Мы поехали, и житель, равнин принялся рассказывать. Он был на одном из фортов пограничья, где с ним случайно встретился дон Дионисио, и «ganadero yankiado», прослышав о его мастерстве охотника, пригласил его в качестве такового в свое поместье. Местность вокруг «Las Cruces» изобиловала ягуарами и кугуарами, которые производили опустошительные набеги на молодняк скота, и у Гринлифа был контракт на уничтожение их – короче, он стал tigrero поместья.
Он рассказывал о себе много интересного, поэтому время проходило незаметно, и вскоре мы оказались в хребтах, о которых он упоминал. Он хорошо описал их: посреди равнины неожиданно возник настоящий хаос перепутанных вершин, конических, продолговатых или с широкими основаниями, и тропа вилась между ними, поворачивая на все стороны света. Судя по пластам лавы, я мог определить, что вершины эти вулканического происхождения; в сущности, на многих из них были кратеры потухших вулканов; склоны их поросли редкой растительностью, которая еще больше усиливала впечатление опустошенности.
Теперь я понял, что без проводника не преодолел бы эту пересеченную местность. На твердой сухой почве, покрытой вулканической пемзой и шлаком, ни следа дороги или тропы, и путник, не знакомый с этой местностью, может ездить кругами, пока не заблудится окончательно и не погибнет. Но он или его лошадь погибнут не от голода, а от жажды: в этом лабиринте Плутона нет никакой воды.
Примерно час мы пробирались через эту горную пустыню и, наконец, увидели впереди просвет. Гринлиф воскликнул:
– Вот что мы ищем!
Я посмотрел в том направлении, куда он указывал, хотя в указании не было необходимости. Перед нами расстилалась широкая равнина, на запад и восток она уходила миль на двадцать, а на север и юг – еще дальше. У восточного ее горизонта поднималась одинокая вершина, той разновидности, которые мексиканцы называют «mezu», с плоским верхом и почти отвесными склонами. Солнце миновало зенит, и его косые лучи падали на обращенный к нам склон, отражаясь тысячами искр, о которых я уже слышал. Это была Сьерро Энкантадо.
Мы уже собирались двинуться к ней, когда Гринлиф, посмотрев на землю перед ногами своей лошади, удивленно вскрикнул и заметил:
– Следы лошади! И совсем свежие! Хотел бы я знать, кто здесь проезжал!
Я увидел, что он разглядывает полоску наносного песка, на которой отчетливо видны были следы лошадиных копыт.
– Может, это дорога на Сан Джеронимо? – спросил я, припомнив вчерашний разговор.
– Начинается здесь, – ответил мой проводник. – Дорога на Джеронимо идет прямо через равнину, а наша поворачивает налево, на восток, как видите. Тот, кто тут побывал, должно быть, направлялся в городок – pueblita, как называют его скотоводы. Но кто бы это мог быть? Не могу представить себе, чтобы кто-нибудь из «Las Cruces» туда поехал.
– А я могу. Но не из «Las Cruces», а из соседнего поместья. Дон Гиберто Наварро. Он сказал вчера вечером, что у него дело в Сан Джеронимо и что он собирается выехать туда рано утром.
– Ну, тогда это, должно быть, он. Однако не похоже на след лошади молодого Наварро. Мы с ним много раз охотились вместе, и я знаю его лошадь. Великолепное животное! Нет в его копытах ни одного гвоздя, который не был бы знаком Гринлифу. Прежде чем отправляться дальше, капитан, мы должны убедиться, что это его следы.
Говоря это, он спрыгнул с седла и, склонившись к следам, принялся их разглядывать.
Продолжалось это недолго. Почти тут же распрямившись, он воскликнул: