– Говорят, они поссорились в прошлом году. А Вашему превосходительству известно: сегодня люди перестали понимать, что отцы и сыновья, старшие братья и младшие должны всегда держаться вместе. Я всегда говорю…
– Хорошо. Вот деньги. Нет, не нужно заворачивать. Судья положил нефритовые браслеты в рукав. На улице он сказал Ма Чжуну:
– До колокольни всего десять минут ходу. Раз уж любопытство завело нас сюда, заглянем к господину Ли Го.
Они снова пересекли большую улицу и обошли вокруг приподнятого фундамента колокольни. Бронзовая поверхность огромного колокола, подвешенного на покрытых красным лаком балках, сияла матовым светом. Каждое утро удар колокола будил горожан на восходе солнца. Любезный водонос направил их к деревянному, похожему на казарму, дому, расположенному в переулке, населенном, по-видимому, мелкими лавочниками.
Передняя дверь дома была сбита из некрашеных досок с неуклюже заделанными щелями. Ставни на окнах по бокам от двери были закрыты.
– Судя по дому. Ли вряд ли процветает, – отметил судья Ди, настойчиво постучав по двери.
– Ему следовало бы стать торговцем редкостями, – угрюмо ответил Ма Чжун.
Они услышали тяжелые шаги. Засов отодвинули, и дверь распахнулась. Высокий, неряшливо одетый мужчина отступил назад.
– Что… Кто… – выдавил он из себя. Очевидно, он ожидал увидеть какого-нибудь торговца.
Судья Ди тихо изучал лицо мужчины с черными усиками и большими подвижными глазами. Длинное коричневое платье, испачканное краской, болталось на его плечах, черная шапка протерлась до дыр.
– Вы господин Ли Го, художник? – вежливо спросил судья Ди. Мужчина молча кивнул, и судья продолжил: – Я судья Ди, а это мой помощник, Ма Чжун. – Увидев, что лицо Ли побледнело, он снова заговорил любезным тоном: – Не дела привели меня к вам, господин Ли! Меня интересует пейзажная живопись, а я слышал, что вы большой ее знаток. Во время утренней прогулки я случайно оказался по соседству и решил зайти к вам посмотреть наши работы.
– Это большая честь, мой господин! Очень большая честь! – быстро произнес Ли. Потом его лицо помрачнело: – К сожалению, сейчас мой дом в ужасном состоянии. Мой помощник не пришел домой этой ночью, а убирается обычно он. Если бы Ваше превосходительство зашли, скажем, после…
– Ничего страшного! – весело прервал его судья и прошел в полутьму за дверью.
Художник провел их в большую комнату с низким потолком в задней части дома. Ее слабо освещали два широких окна, заклеенных грязной бумагой. Художник подвинул к столу шаткий стул с высокой спинкой, а Ма Чжуну предложил бамбуковый табурет.
Пока Ли готовил чай на столике у стены, судья Ди оглядел разбросанные по столу рулоны бумаги, шелка и вазы с кистями. Краска в маленьких тарелочках засохла и превратилась в растрескавшуюся корочку, чернильницу покрывала тонкая пленка пыли. Очевидно, художник завтракал: на другом конце стола стояла треснутая миска с рисовой кашей, а рядом, на клочке промасленной бумаги, лежала небольшая кучка маринованных овощей.
На левой стене висели десятки пейзажей, написанных черной краской на белом фоне. Некоторые из них показались судье довольно сильными. Однако, повернувшись к противоположной стене, он нахмурился. Там все картины изображали буддийские божества. Это были не спокойные прекрасные боги и богини старого буддизма, а полуобнаженные свирепые демоны более позднего эзотерического учения. Ужасные фигуры богов со множеством голов и рук, чудовищными лицами, глазами навыкате и широко раскрытыми ртами, украшали гирлянды человеческих голов. Некоторые из них сжимали в объятиях богинь. Эти картины были выполнены в цвете с изобилием золотых и зеленых красок. Когда Ли поставил на стол две чашки чая, судья заметил:
– Мне нравятся ваши пейзажи, господин Ли. В них вы стремитесь к великолепию древних мастеров. Художник казался довольным.
– Я люблю писать пейзажи, мой господин. Весной и осенью я надолго отправляюсь в горы к северу и востоку от нашего города. По-моему, во всей области не осталось ни одного пика, на который бы я не забирался! В своих картинах я пытаюсь передать суть увиденных природных сцен.
Судья Ди одобрительно кивнул. Он повернулся и показал на религиозные картины.
– Зачем такому возвышенному художнику, как вы, опускаться до изображения варварских ужасов?
Ли сел на бамбуковую скамейку перед окном. Ответил он с натянутой улыбкой:
– Пейзажи не могут наполнить чашку рисом, мой господин! А на эти буддийские свитки большой спрос среди татарского и уйгурского населения нашего города. Как известно, эти люди верят тому отвратительному учению, по которому соединение мужчины и женщины воспроизводит соединение неба и земли и одновременно указывает путь к спасению. Эти люди отождествляют себя со свирепыми богами и богинями. Их обряды включают…
Судья Ди поднял руку:
– Мне прекрасно известны отвратительные оргии, совершаемые под прикрытием религии. Они ведут к разврату и самым черным преступлениям. Когда я занимал пост судьи Ханюаня, мне пришлось иметь дело с несколькими отвратительными убийствами, совершенными в тамошнем даосском монастыре, где тайно исполнялись эти обряды. Я не знаю и знать не хочу, позаимствовали ли буддисты эти обряды из даосизма или наоборот, – Он сердито погладил бороду. Потом внимательно взглянул на художника: – Не хотите ли вы сказать, что эти ужасные обряды до сих пор исполняются в нашей области?
– Ах нет, мой господин. Больше не совершаются. Однако восемь или десять лет назад храм Багровых Туч, расположенный на холме за Восточными воротами города, принадлежал той самой секте, и многие татары и буддийские варвары нашего города и из-за границы уезда приходили туда на поклонение. Но затем вмешались власти, и монахам и монахиням пришлось уйти. Однако буддисты нашего города до сих пор исповедуют это учение. Они покупают подобные картины, вешают их над домашними алтарями. Они твердо верят, что свирепые боги защищают их от всех зол и дарят долгую жизнь и много сыновей.
– Глупое суеверие! – с презрением сказал судья. – В исходном учении Будды есть множество высоких мыслей. Что же касается меня, я являюсь верным конфуцианцем, как, надеюсь, и вы, господин Ли, и я ни в какой форме не исповедую буддийское идолопоклонство… Я бы хотел заказать вам пейзаж. Я уже давно хочу иметь у себя в библиотеке пейзаж пограничной области, который бы представлял контраст между горами и широкой бескрайней равниной. Я буду очень рад, если вы напишете такой пейзаж для меня. Кроме того, я с удовольствием представлю вас своим знакомым. При том условии, однако, что вы прекратите писать эти отвратительные буддийские картины!
– С удовольствием подчинюсь вашему приказу, мой господин!
– Хорошо! – Судья Ди вынул из рукава ларец из черного дерева. Поставив его на стол, он спросил: – Раньше этот ларец находился в вашей коллекции?
Ожидая ответа, судья следил за лицом художника, но увидел лишь откровенное изумление.
– Нет, мой господин, никогда раньше его не видел. Разумеется, они продаются десятками. Местные краснодеревщики Делают их из обрезков черного дерева, и люди покупают их для печатей или визитных карточек. Но я никогда еще не видел такой прекрасной древней вещи! А если бы и видел, то все равно не смог бы купить.
Судья Ди снова убрал ларец в рукав.
– Ваш брат не покупает у вас картины? – спросил он как бы невзначай.
Лицо Ли помрачнело. Он резко ответил:
– Мой брат – торговец. Он не интересуется искусством и презирает всех художников.
– Вы с помощником живете здесь одни?
– Да, господин. Я терпеть не могу забот, связанных с ведением домашнего хозяйства. Ян, так зовут моего помощника, способный парень. Он изучал словесность, но не смог сдать последние экзамены из-за нехватки денег. Он прибирается в доме и помогает мне готовить краски и все остальное. Жаль, .что вам не удалось встретиться с ним, – Увидев, что судья поднимается, художник быстро сказал: – Вы позволите налить вам еще чашку чаю, мой господин? Мне не часто удается побеседовать с таким выдающимся ученым, как вы…