— Наши парни не общаются с китайским сбродом, — неохотно сказала она. — Да и как это возможно, если они не понимают языка друг друга? — Оживившись, она добавила: — Помнишь, как ты учил меня китайскому, Ма Жун?
— А как же! — невольно ухмыляясь, ответил он. — Не подумай, что я хочу сказать, будто ваши люди сделали что-то дурное. Просто мой хозяин хочет предотвратить дальнейшие недоразумения; как у нас говорят, он любит, чтобы в доме был порядок. Ну, моя девочка, подумай! Ты не слышала, чтобы твои клиенты говорили о драке в старом храме за восточными воротами?
Она задумчиво поковыряла в носу.
— Единственное серьезное событие, о котором я слышала в последнее время, — это убийство одного татарского вождя за границей. Это была кровная месть. — Она искоса посмотрела на Ма Жуна и добавила: — Ты сказал о храме, и это кое-что мне напомнило. Через четыре улицы отсюда живет жуткая женщина, татарская колдунья по имени Тала. Настоящая ведьма, знает и прошлое, и будущее. Когда кто-то из наших затевает какое-нибудь крупное дело, он всегда сначала советуется с ней. Она знает все, Ма Жун, абсолютно все! Но это не значит, что она говорит все, что знает. В последнее время люди недовольны ею. Они утверждают, что она дает неправильные советы, возможно, нарочно. Если бы они не боялись ее, они бы... — Она провела пальцем по горлу.
— Как мне попасть к ней?
— Перестань копаться в печи! — крикнула Тульби старшему сыну. — Отведи господина Ма к Тале! — Когда Ма Жун поднялся, она торопливо прошептала: — Будь осторожен, Ма Жун. Это дурное место.
— Не беспокойся. Большое спасибо!
По обеим сторонам кривой улочки, на которую привел его мальчишка, стояли одноэтажные дома с покосившимися глинобитными стенами и грубыми соломенными крышами. Посреди улицы находился дом побольше с остроконечной крышей, немного напоминавший степной шатер. Показав на него, мальчик убежал. Поблизости не было никого, кроме четырех татар, сидевших на корточках, прислонившись к стене, напротив дома колдуньи. На них были мешковатые кожаные штаны с широкими поясами; мускулистые тела обнажены по пояс. Полуденное солнце отражалось от их круглых голов, тщательно выбритых, так что оставалась только длинная прядь волос на затылке. Когда Ма Жун проходил мимо, один из них сказал товарищам на ломаном китайском: «Теперь она принимает даже китайских подонков!»
Намеренно пропустив оскорбление мимо ушей, Ма Жун отодвинул засаленную занавеску, закрывавшую дверной проем. В царившем внутри полумраке он смутно различил две фигуры, сгорбившиеся над небольшим костром, пылавшим в яме посреди земляного пола. Поскольку они не обратили на него никакого внимания, он уселся на низкий стул возле двери.
Ма Жун почти ничего не видел, глаза его еще не привыкли к темноте после яркого солнечного света снаружи. Прохладный воздух был пропитан запахом какого-то чужеземного благовония, напомнившим ему аптеку. «Наверное, это камфорное дерево», — подумал он. Фигура в капюшоне, сидевшая спиной к нему, что-то безостановочно лопотала на чужом, гортанном языке. Это была старуха в татарском войлочном плаще.
По другую сторону от костра лицом к старухе на низеньком стуле сидела другая женщина. Ма Жун не мог рассмотреть ее, потому что она была закутана в длинный бесформенный балахон, свисавший с плеч до самой земли. Длинные черные волосы ниспадали на плечи и наполовину закрывали опущенное вниз лицо. Колдунья слушала старуху, монотонно что-то бубнившую.
Ма Жун скрестил руки на груди и, приготовившись к долгому ожиданию, стал осматривать скудную обстановку комнаты. У стены за спиной колдуньи стояла низкая, грубая дощатая кровать, а по обе стороны от нее — две бамбуковые табуретки. На одной лежал медный колокольчик с длинной причудливой рукояткой.
Со стены над кроватью на Ма Жуна смотрели два больших выпученных глаза. Они принадлежали свирепому богу, изображенному яркими красками. Он был больше человеческого роста. Волосы его стояли дыбом, образуя что-то вроде нимба вокруг огромной головы. Одна рука сжимала странной формы ритуальное оружие, другая держала чашу, сделанную из человеческого черепа. Тучное красное тело было обнажено, если не считать тигровой шкуры вокруг бедер. С плеч свисала извивающаяся змея. Была ли это игра мерцающего огня, или на самом деле зияющий рот с высунутым языком двигался в насмешливой гримасе?
Ма Жуну на мгновение показалось, будто это даже не картина, а статуя, но он не был уверен, потому что за чудовищным богом виднелись только темные тени.