Он в раздражении отвел глаза от отвратительного зрелища и осмотрел комнату. В дальнем углу лежала куча хлама. У боковой стены были сложены шкуры животных, возле них стоял большой медный сосуд для воды. Чувствуя себя все более неловко, он поплотнее запахнул куртку на груди, потому что становилось довольно прохладно. Пытаясь отвлечься другими, более приятными мыслями, он подумал, что Тульби, в конце концов, не так уж и плоха. Нужно будет зайти к ней как-нибудь, прихватив пару подарков. Потом он подумал о девушке по имени Нефрит и о ее таинственной записке, которую они нашли в коробочке из черного дерева. Была ли она все-таки спасена, и если да, то где она может быть сейчас?
Красивое имя Нефрит, предполагающее холодную, отчужденную красоту... У него было такое ощущение, что эта девушка должна быть очень привлекательной. Он поднял голову. Голос старухи наконец-то смолк.
Из-под складок балахона, окутывающего колдунью, показалась белая рука. Она поворошила огонь тонкой палкой, потом начертила ее пылающим концом несколько изображений на пепле, что-то нашептывая старухе. Та энергично кивнула, положила несколько сальных медяков возле костра, кряхтя поднялась и исчезла за войлочной занавеской.
Ма Жун начал вставать, чтобы представиться, но тут колдунья подняла голову, и он резко опустился на стул. Два больших пылающих глаза впились в него. Это были те же самые глаза, что смотрели на него сегодня утром на улице. У нее было очень красивое, но холодное лицо, а бескровные губы кривились в презрительной усмешке.
— Пришли узнать, любит ли вас по-прежнему ваша девушка, господин чиновник? — спросила она глубоким гортанным голосом. — Или ваш хозяин послал вас узнать, не занимаюсь ли я колдовством, запрещенным вашими законами? — Она говорила на безупречном китайском языке. Ошеломленный Ма Жун молча посмотрел на нее, и она продолжила: — Я видела вас, господин чиновник, при полном параде. Сегодня утром, когда вы шли со своим хозяином, бородатым судьей.
— У вас острый глаз! — Ма Жун пододвинул свой стул к догорающему костру, не представляя, с чего начать.
— Говорите же, что привело вас сюда! Я не принимала никаких краденых вещей. Посмотрите сами!
У Ма Жуна перехватило дыхание. То, что он принял за кучу хлама, оказалось кучей человеческих костей. Два черепа, казалось, ухмылялись ему, оскалив зубы. На шкурах лежал ряд бедренных костей рядом с почерневшим от времени тазом.
— Кладбище, разрази меня гром! — в ужасе воскликнул он.
— Разве мы не живем на кладбище, везде и всегда? — с насмешкой сказала Тала. — Мертвых неисчислимо больше, чем живых. Мы, живые, находимся здесь из милости. Лучше быть в хороших отношениях с мертвыми, господин чиновник! Так какое у вас дело?
Ма Жун глубоко вздохнул. Нет нужды хитрить с этой необыкновенной женщиной. Поэтому он коротко сказал:
— Некий бродяга по имени Сэн Сань был убит прошлой ночью за восточными воротами. Он...
— Вы напрасно тратите время, — прервала она. — Я знаю только о том, что происходит здесь, в этом квартале. И за границей. Но я ничего не знаю о том, что происходит на другом конце города. Если, однако, вы хотите узнать про ту девушку, о которой только что думали, может быть, я смогу помочь вам. — Заметив его удивленный взгляд, она быстро продолжила: — Не об этой проститутке Тульби, господин чиновник. Я имею в виду другую, названную именем драгоценного камня.
— Если вы знаете... кто такая Нефрит и где... — заикаясь, выдавил Ма Жун.
— Не знаю. Но я спрошу своего мужа.
Она поднялась и сбросила балахон. Ма Жун снова остолбенел. Ее стройное, совершенное тело было нагим.
Он уставился на нее, парализованный глубоко укоренившимся, безымянным ужасом. Ибо бледная, совершенно лишенная волос фигура казалась такой нереальной, такой далекой от повседневной жизни, что ее пышные формы не только не вызвали у него желания, но заставили сжаться от страха, страха перед неведомым. Когда с невероятным усилием ему удалось отвести глаза, он увидел, что она сидела не на стуле, а на маленькой пирамиде из черепов.
— Да, — сказала она холодным, бесстрастным голосом, — это начало. Лишенное всех ваших снов наяву, всех ваших потаенных иллюзий. — Показав на груду черепов, она добавила: — А это конец, лишенный всяких пустых обещаний и надежд. — Она пнула босой ногой груду черепов, и они с грохотом раскатились по полу.
Какое-то время колдунья стояла, расставив ноги, подбоченясь и с бесконечным презрением смотрела на него свысока. Он сидел съежившись; холодный пот выступил по всему его телу. Словно во сне, он наблюдал, как она резко повернулась и отвязала веревку от железного крюка в стене. Ширма из раскрашенной ткани, привязанная к почерневшим балкам потолка, медленно опустилась, разделив комнату на две части. Она встряхнула волосами и исчезла за ширмой.