Жужика направилась к Эрдеи. Теперь, когда у нее был нож, ее тянуло на улицу. Раньше она не любила выходить из дому, но сегодня ей не сиделось в комнате, будто нож гнал ее из мирного дома.
Вот бы сейчас увидеть Йошку!
Как она ненавидела, презирала его, руки сами сжимались в кулаки. Миг — и нож был бы у него в горле.
Но Йошка не показывался.
К Эрдеи она пошла попросить немного извести, чтобы побелить закоптившееся устье печки.
Там она даже и не упомянула о Йошке. Хозяева сами рассказали, что он устроился на работу, эту неделю будет работать у врача, который лечил ему шею: свадьба состоится во вторник после третьего объявления.
Во вторник! Одного этого уже достаточно, чтобы умереть. К ней он сватался тоже во вторник!
Ошеломленная горем, она побежала домой, захватив горшок с известкой. Мать удивлялась ее прыти, не понимая, почему это дочери пришло в голову белить печку: раньше она никогда не делала этого по своей воле.
Затем Жужика побежала за щеткой, выпросила скребок у соседей, — словом, то и дело искала повода, чтобы выйти на улицу. Голова у нее не переставая болела, гудела. Девушка казалась жалкой и больной: единственным ее другом был нож.
Повеселела она, лишь когда пришел сапожник и принялся говорить ей комплименты. «Ну, посмей только притронуться ко мне, — думала она, — так и пырну ножом».
Прошла неделя, а ей все не удавалось встретиться с Йошкой.
В воскресенье Жужика наспех оделась и пошла в церквушку. Ей хотелось собственными ушами услышать объявление о помолвке. В течение всего богослужения она сидела молча, словно окаменев, и непрерывно следила за священником, за его губами, словно он произносил ее смертный приговор. Прослушав список тех, кого объявляли в первый раз, она подумала, что, наверное, уже опоздала, ей не удастся так скоро обвенчаться, как Йошке, поскольку по существующему закону имена жениха и невесты надлежит сначала трижды объявить в церкви, а потом уже венчать.
— Во второй раз объявляются: «Йожеф Дарабош и Мария Мароти…»
Жужика обомлела. В самом начале. Он первый. Его объявляют первым. Ох, как он торопится. Видно, в понедельник ни свет ни заря явился к попу.
О! В воскресенье вечером получил оплеуху, а в понедельник утром уже побежал к попу. А может быть, еще ночью? Поднял священника с постели? Злодей! Накажи его бог, чтобы он не смог своим щенкам зарабатывать хлеб насущный!
Уже давно пели последнюю молитву, а у нее не переставало звучать в ушах: «Йошка Дарабош женится на идиотке, дуре, порочной дочери Мароти». Она сама не знала почему, но ей все время казалось, будто священник сказал именно так.
Следующую неделю Жужика опять провела в блужданиях по улицам. Она дошла уже до того, что ни с кем не разговаривала, а только бегала по городу, исходила весь Дебрецен, но с Йошкой так ни разу и не встретилась. Она исхудала и ослабла так, что шаталась от головокружения, и ходила, цепляясь за стены; но она не могла ни есть, ни спать.
Родители были в ужасе и, опасаясь самого худшего, не знали, что делать. Скорее бы состоялась свадьба. Кто же тот врач, у которого он работает? Она не осмеливалась спрашивать — гордость не позволяла, и страх — страх произнести имя Йошки. Она выслеживала всех врачей, каких только знала в городе, и, сжимая в руке нож, заглядывала к ним во двор.
В следующее воскресенье Жужика опять пошла в церковь на мученье — чтобы выслушать, как поп объявил пары в третий раз.
«Как же мне не сердиться, — жаловалась она богу, сложив руки, — господи, мой любимый боженька, ты только один знаешь, как я горюю: не досталось мне радости разделить с ним свою любовь…»
Глаза ее налились слезами, и она опустила голову, чтобы никто не видел, как она плачет. Все ее тело горело, и по спине разливался жар.
«До самой смерти я буду жалеть, что не согласилась тогда: был бы у меня теперь ребенок! — И тут она вспомнила слова сапожника. — Будь у меня хоть трое детей, то и тогда бы он женился на мне!»
С трудом добравшись домой, она застала сапожника уже там. Видно, решил и дневать и ночевать у них?!
Даже не положив молитвенника, она обратилась к нему:
— Послушайте, если вы сможете устроить, чтобы мы повенчались во вторник, — я готова обручиться с вами, но если не сделаете, видит бог, не видать вам меня никогда.
Сапожник побледнел, затем побелел.
— Мадемуазель Жужика, — сказал он, — я попробую приобрести документы, но сегодня воскресенье, губернатор, вице-губернатор, бургомистр… Хотя бы сказали мне это утром.