Жужика строго посмотрела на него:
— Я вам сказала, а если не сумеете, пока живу, не выйду замуж. Или выйду, но не за вас!
Бедняга сапожник убежал как сумасшедший.
А Жужика уселась в своем уголке и, как с ней ни заговаривали, не проронила ни слова.
Сапожник весь день гонял фиакр, но под вечер пришел удрученный. Ему ничего не удалось сделать. Его просто высмеивали. Он беспокоил господ за обедом, за ужином, во время послеобеденного сна. И все они спрашивали одно и то же:
— Приспичило?
Жужика не поняла.
— То есть?
— А то, что до утра, мол, родит.
За эти слова Жужика страшно возненавидела сапожника. И он еще смеет смеяться над ней?
Ночью она поняла, что не под силу ей убить Йошку ножом. И как это она до сих пор не подумала, что он сильнее ее; стоит ему поднять мизинец, и она погибнет.
Револьвер!
Она очень обрадовалась этой мысли.
Как она дрожала!
Украсть?
Нет, красть она не будет.
Попросить?
Не будет просить.
Так возьмет.
А потом во вторник на свадьбе… Она явится в маске.
«Одна пуля ему, одна пуля мне» — и конец всему.
Не были бы только человеческие чувства такими до смешного кратковременными и ограниченными! Если бы можно было испытывать на расстоянии те же чувства, какие испытываешь сидя рядом, когда видишь и слышишь!
Если бы ему, Йошке, досталась хоть капля того отчаяния, что терзает бедную девушку!
Но нам недоступно ничего больше, кроме того, что говорят сердцу глаза и уши. А ощущения — они завершили их отношения не очень-то приятно для воспоминания: та пощечина была весьма суровой точкой на конце поэмы любви.
— Ну, отец, воля ваша, — сказал Йошка, придя домой, с горящим от пощечины лицом, — женюсь на дочери Мароти.
— Вот это разумно, сынок. Я знал, что мать для тебя дороже, чем некоторые думают.
Отец не мешкая надел свое поношенное короткое пальто с меховым воротником, смушковую шапку, взял кривую папку и вышел.
Назавтра было решено, что Йошка еще несколько дней поработает на хуторе Мароти, чтобы закончить начатое, а в среду перейдет на хутор к почтенному Йоне и даром отработает у него до воскресенья за сватовство. Вторую неделю придется работать у доктора, который лечил его.
Третью неделю — у городского советника, с которым отец поддерживал старое знакомство и который обещал устроить Йошку в муниципалитет, если представится возможность. Йошка не собирался отказываться и от этой возможности, так как все его помыслы были направлены к богатству, и он не хотел ничего упускать. Если старые Мароти будут делать не так, как ему хочется, он бросит их и поищет себе лучшего местечка, — уж он-то не позволит возить на себе воду!
С тех пор как объявили об их помолвке, он ни филлера не дал на домашние расходы. Ему было даже приятно, что родители не осмеливались просить у него.
«Теперь вы не попросите, — думал он про себя, — знаете, что собираюсь жениться на богатой, потому, стало быть, коплю. Вот если бы я обвенчался со своей возлюбленной, красавицей Жужикой Хитвеш, вы бы, наверное, шкуру с меня спустили, только бы отобрать все до последнего гроша». Гневу его не было конца.
Немного спустя он пошел за покупками. Купил себе три рубашки и собирался со временем купить еще три пары брюк, шесть хороших носовых платков, новую, как у господ, шапку и начал прицениваться к костюму.
Когда он в первый раз пришел домой с покупками и принес три рубашки, мать в ужасе посмотрела на него. А бабка не вытерпела и прошамкала:
— О, сынок, зачем это тебе… Они тебе купят… Они приоденут…
Он понял. Ее слова означают: ничего, мол, не покупай, давай лучше деньги в дом. На лицах младших братьев была видна зависть: «Смотри, у Йошки уже есть свое добро: три новые рубашки!..» Наконец договорились, что в двух рубашках пойдут на свадьбу два старших сына…
Йошке не хотелось ссориться, и он проворчал: «Получите кукиш с маслом…» И уже больше ничего домой не приносил. Зачем дразнить домочадцев? Он зашел к глухому Дарабошу и отдал ему новые приобретения — пусть-де старик сохранит их до свадьбы.
— Все кончено? — спросил старик, намекая на прежнюю любовь.
— Кончено.
Старый Дарабош понял, что зря сватал Жужику, и опустил голову.
— А она красавица.
— Еще бы.
— Да и любила тебя.
— Любила.
— А эта тоже?
— Мне все равно.
Старик только покачал головой. Он этого брака не одобрял. Хотя бы только потому, что в первый раз его пригласили, а теперь обошлось без его помощи.
— Мать как?
— Рада.
— А отец?
— Насвистывает.