«Если бы я выглядела, как Стелла, — думала Крисси, — я добилась бы всего на свете… всего».
Однако судьбой ей было уготовано толкать, пихать и пилить ленивую, совершенно лишенную каких-либо амбиций Стеллу, чтобы та смогла с выгодой для обеих использовать свою привлекательность.
Но в который раз все планы Крисси терпели крах — и только из-за инертности Стеллы. Если Крисси уродилась жадной, то Стелла — счастливой. Что бы ни случалось, в каких бы трудных ситуациях они ни оказывались, Стелла всегда оставалась невозмутимой. Она просто не знала значения слова «зависть», она никогда в жизни никому не завидовала. Она ни к чему не стремилась, и, окажись она без работы, вряд ли у Стеллы хватило бы ума подыскать новое место, не будь рядом Крисси.
Именно Крисси заставляла ее работать, ухаживать за своей внешностью, следить за своим произношением, принимать приглашения. Ей даже приходилось заставлять Стеллу ходить на свидания с поклонниками, которые, разглядев ее в бинокль в театре, сразу же после окончания спектакля спешили за кулисы. Именно Крисси отвечала на любовные записки, благодарила за цветы, а когда поклонников было много, именно Крисси помнила, что каждый из них собой представляет.
Нельзя сказать, чтобы Стелле не нравились ее поклонники. Нравились. Все до одного! Ей нравились красивые удачливые джентльмены с колясками, которые поджидали ее у выхода из театра, но в той же мере ей нравились и рабочие сцены, и мальчики-посыльные, приносившие цветы, и музыканты из оркестра, и даже хмурый, сморщенный старикашка швейцар, для которого ни у кого не находилось доброго слова.
Ее сердце было раскрыто не только для мужчин. Ей нравились девушки, с которыми она танцевала в спектаклях, гардеробщицы, костюмерши, уборщицы и шустрые, ловкие билетерши, продававшие программки и изредка приносившие ей записки от поклонников. Они все нравились Стелле, ей даже понравился бы сам дьявол, с раздражением замечала Крисси, объявись он в театре.
Крисси давно поняла, что поучать Стеллу бесполезно, но она не могла сдержать себя. С утра до вечера в их крохотной квартирке раздавался визгливый резкий голос Крисси, которая вцеплялась в Стеллу, как той-терьер. Но все ее наставления отлетали от Стеллы, как от стенки горох.
Стелла вполне была способна растратить свой недельный заработок, ни на секунду не задумавшись, как они проживут следующую неделю. Она с легкостью могла бы отдать свое вечернее платье, выходные туфли, перчатки или мантилью любой девушке из кордебалета, стоило той только поведать Стелле душещипательную историю о том, что она получила приглашение от одного герцога, но ей нечего надеть. Стелла никогда не могла пройти мимо уличного нищего или ребенка, заглядывавшего в окно кондитерской. Поэтому Крисси приходилось защищать интересы не только Стеллы, но свои собственные, так как взлет и падение у них будут общими.
Редко кто верил, что они сестры. Когда у Стеллы появлялся очередной поклонник, который проявлял интерес к ее успехам, она представляла Крисси как свою костюмершу, однако ей всегда было лень долго придерживаться этой легенды, и она выкладывала всю правду.
Крисси сознавала, что своей внешностью мало способствует успехам Стеллы. Мужчины обычно смотрели на нее с отвращением или чувствовали себя неловко, когда обнаруживали, что это маленькое сгорбленное существо — сестра Стеллы. Они еще больше поражались, когда узнавали, что разница между сестрами составляет всего два года.
— Ты не должна рассказывать, кто я, — не раз повторяла Крисси.
— Почему? — удивлялась Стелла. — Я не стыжусь тебя, Крисси. Ты стоишь сотни таких, как я.
В глубине души Крисси соглашалась с сестрой, но мужчин, по крайней мере тех, с которыми они встречались, не интересовали умственные способности женщины. Так они и жили: Крисси строила планы, а Стелла своей добродушной ленью их разрушала.
Появление джехангарского раджи оказалось самым настоящим подарком судьбы. Неудачи, казалось, месяцами преследовали Стеллу. Спектакль театра «Гейэти», в котором у Стеллы был шанс показаться во всем своем великолепии, через месяц был снят. Прошло довольно много времени, прежде чем с ней заключили контракт на новый сезон в театре «Дели», но через три недели после премьеры Стелла свалилась с сильнейшей лихорадкой, и Крисси пришлось ухаживать за ней.
Болезнь сестры расстраивала Крисси еще и потому, что всего за два дня до этого на Стеллу обратил внимание один миллионер из Южной Африки, который приехал в Лондон. Он не успел привязаться к девушке, поэтому сразу же после того, как Стелла из-за болезни не смогла присутствовать на устроенном им в ее честь вечере, его внимание переключилось на другую.
За те несколько недель, что Стелла болела, много денег ушло на доктора, лекарства и диетические продукты; да и за квартиру они задолжали довольно крупную сумму. Хорошее во всем этом было только то, что за время болезни Стелла похорошела. Хотя ее можно было назвать миловидной, она, как не раз говорила Крисси в минуты бешенства, двигалась и держалась как «толстая корова». Теперь же, вынужденная сидеть на диете, девушка похудела, ее щеки опали, а талия уменьшилась на несколько дюймов. Она стала ослепительно красива.
Так, во всяком случае, считал раджа. Крисси казалось чудом, что всего шесть недель назад они, находясь на грани нищеты и почти не вылезая из долгов, прозябали в грязном, дымном Лондоне — и вдруг оказались в залитом солнцем Монте-Карло, на шикарной вилле, которую они не смогли бы представить даже в самых смелых своих мечтах.
Многие сказали бы, что вилла «Мимоза» просто вульгарна, но для Крисси она была сказочным дворцом. Мягкие кровати, шелковые и парчовые шторы, толстые ковры и роскошная отделка — все казалось Крисси верхом совершенства.
Стелле тоже понравилась вилла, но Крисси знала, что ее сестра точно так же отнеслась бы и к жалким комнатушкам Манчестера, и к закопченным чердакам, выходившим на ливерпульские доки. Крисси давно перестала принимать во внимание мнение Стеллы.
— Абсолютно точно, он сходит по тебе с ума, — сказала стоявшая у окна на вилле «Мимоза» Крисси.
Ее горб четко вырисовывался на фоне синего неба. Развалившись на диване, Стелла читала роман в желтой обложке. Рядом с ней лежала огромная коробка конфет. Крисси ждала от Стеллы ответа, но не дождавшись, повернулась к ней.
— Ты слышала, что я сказала? — спросила она.
Стелла с неохотой оторвалась от романа. Она потянулась к коробке и достала оттуда огромную конфету, украшенную засахаренной фиалкой. В розовом атласном платье, которое раджа привез ей из Парижа, Стелла была необыкновенно хороша. Платье оттеняло ее белоснежную кожу и подчеркивало синеву глаз. Тонкий атлас обтягивал ее тело, которое, по мнению Крисси, за последние несколько дней довольно сильно располнело.
— Перестань лопать конфеты и выслушай меня, Стелла. Если ты не будешь себя ограничивать, ты станешь толстой как свинья. Здесь слишком жирная пища.
— Но зато очень вкусная, — ответила Стелла, — и мне нравится Франсуа.
— Он слишком много болтает, — скорее по привычке оборвала ее Крисси, которая, как и Стелла, обнаружила, что Франсуа, шеф-повар на вилле, является бесценным источником сведений обо всем, что происходит в Монте-Карло.
— Он обещал, что, когда поедет в город, купит мне трюфелей, — мечтательно проговорила Стелла. — Я обожаю трюфели.
— Перестань думать о еде, послушай меня, — потребовала Крисси. — Раджа сходит по тебе с ума.
— Ты это уже говорила.
— А ты не ответила.
— Мне казалось, что ответа не требуется, — улыбнулась Стелла. — Не влюбись он в меня, нас бы здесь не было.
— Я знаю, — согласилась Крисси. — Мужчины теряют из-за тебя голову, Стелла, но это состояние не вечно. Если ты упустишь раджу, я прикончу тебя вот этими кулаками.
Стелла рассмеялась.
— Тогда тебе придется побольше есть, чтобы набраться сил, — сказала она. — Ты знаешь, сколько женщин побывало до нас на этой вилле?
— Не знаю, меня это совершенно не интересует, — ответила Крисси.