— Ух, — говорила она, — расскажу обо всем матери и соседям! Вот они уши развесят, когда узнают, что я пила чай в самом настоящем дворце! Да еще венецианском! Да еще с маркизом!
Она была еще больше поражена, когда ее лично приветствовал сам маркиз, владелец дворца, и даже поинтересовался, где она остановилась и как себя чувствует.
— Зачем вам пансион? — воскликнул он со страшным возмущением. — Это безрассудно! Вы должны переехать сюда и завтра присутствовать на нашем традиционном маскараде. Я правильно говорю, Нэнси, дорогая?
— О, это было бы чудесно! — воскликнула Тара, прежде чем Нэнси успела ответить.
— Значит, так и решим! Я пошлю служащего уладить дела в пансионе и забрать ваши вещи, юная леди.
Тара была вне себя от счастья, но, когда попыталась выразить маркизу свою благодарность, он величественным жестом отвергнул все ее излияния.
— Prego… Пожалуйста, не надо. Прошу вас… без этого. Нам на маскараде как раз не хватает такой тоненькой и стройной блондинки…
Потом появился отец Нэнси, он тоже познакомился с Тарой, произнес слова сочувствия ее горю и выразил удовлетворение по поводу того, что у дочери появилась такая приятная подруга.
— Вам вместе будет не так тоскливо здесь, — сказал он. — Потому что окружающая нас красота не всегда спасает от чувства одиночества и скорби.
— Да, да, вы правы! — воскликнула Тара со слезами благодарности на глазах.
Она давно не встречала, — если встречала вообще, — таких вежливых и обходительных людей…
Со стороны центрального холла прозвучал звонок, и через некоторое время Доменик вошел в гостиную и объявил о новом госте. Он вручил маркизу его визитную карточку, и они обменялись несколькими быстрыми фразами на венецианском диалекте. После ухода дворецкого маркиз повернулся к гостям.
— Пришел некий англичанин, — объяснил он, — по имени Оливер Джойс. По-видимому, собиратель предметов искусства. Прошу меня извинить, я вынужден узнать, что он желает.
Но до того как маркиз вышел из комнаты, дворецкий уже ввел нового гостя. Это был высокий, одетый с иголочки мужчина со сверкающей лысой головой, обрамленной короткими рыжеватыми волосами.
— Дорогой маркиз, — лучезарно улыбаясь, заговорил он от порога, протягивая руку хозяину, — как любезно с вашей стороны, что вы согласились принять меня! Конечно, я должен был сначала написать вам, но случилось так, что я проезжал рядом с вами по Большому каналу и не мог отказать себе в удовольствии посетить ваш дворец! Мне повезло, что застал вас дома!
Далее мистер Джойс объяснил, что он не только коллекционер, но и торговец предметами искусства.
— До меня дошли сведения, — продолжал он — что вы собираетесь расстаться с некоторыми из семейных сокровищ. Это печально, но могу я узнать, соответствуют ли слухи действительности? Маркиз печально улыбнулся.
— Увы, дорогой сэр. Случилось несчастье — похищен мой служащий, и я должен за короткое время собрать весьма значительное количество денег для выкупа. Надеюсь, моим банкирам удастся получить некоторые суммы под залог фамильных оливковых рощ и других земельных угодий. Если же нет… — он улыбнулся еще печальнее, — придется расстаться с последними предметами старины… Но только не сейчас… Не прямо сейчас.
И все же маркиз согласился показать гостю дворец и находящиеся в нем ценности. Вскоре гостиную покинул и отец Нэнси: ему нужно было написать несколько деловых писем. Девушки остались в одиночестве допивать свой чай.
— Ты спрашивала меня о каких-то раковинах? — вспомнила Тара, обращаясь к Нэнси.
— Да, — ответила та. — Произошла удивительная вещь. Вот что я обнаружила вчера у себя в чемодане…
Нэнси показала принесенную из комнаты раковину — снежно-белую, ту, которую называют «крыло ангела».
Тара смотрела на этот предмет, широко открыв глаза. Она сидела совершенно неподвижно, не отводя застывшего взгляда от раковины. Как завороженная.
ЗЛОВЕЩИЙ ЗНАК
— Что с тобой, Тара? — воскликнула Нэнси. — Что случилось?
Тара молча покачала головой, не произнося ни слова. Казалось, у нее пропал голос.
Нэнси заговорила снова:
— Понимаешь, я подумала, что, когда мы проходили через таможню и открывали чемоданы, эта вещь попала случайно из твоего чемодана в мой… Ну, инспектор по ошибке положил… Но это не так, верно?
Тара обрела голос.
— Нет, — сказала она. — В моем чемодане ее никогда не было и не могло быть.
— Но ты ее видела раньше? Я не ошибаюсь?
— Да, ты права, — медленно проговорила Тара. — Возможно, не эту самую… Конечно, не эту… Но похожую на нее как две капли воды.
Она взяла раковину в руки, стала нежно поглаживать ее края.
— Ты мне можешь рассказать что-нибудь про это? — спросила Нэнси с любопытством, чувствуя: здесь что-то кроется.
— Ох, Нэнси, это все так странно! Помнишь, я говорила тебе, как отец приехал внезапно в Нью-Йорк, без всякого предупреждения, и повез меня в Джерси, на берег океана? Как мы загорали там, и я была так счастлива, как никогда… Так мне казалось… Ведь у меня опять был отец, и я не хотела думать, что он снова уедет… Помнишь?
— Да.
— В тот день я нашла точно такую раковину, они попадаются довольно редко, и подарила ему. А он сказал, что будет с этого момента повсюду возить ее с собой. Чтобы она напоминала о чудесном солнечном дне и о нашей короткой встрече…
Голос у Тары прервался. Нэнси была тронута волнением подруги, но профессия детектива заставила продолжить вопросы, потому что история вызвала у нее немалый интерес.
— Ты уверена, что это не та самая раковина? — задала она весьма странный на первый взгляд вопрос.
— Ну как это может быть? — нервно воскликнула Тара. — И если даже та, как я могу узнать?
Нэнси деликатно не стала продолжать разговор на эту тему, и постепенно девушки перешли к обсуждению того, что они уже здесь видели, что купили или собираются купить.
Увидев, что по коридору проходит Катрина ван Хольст, увешанная фотокамерами и сумками, Нэнси пригласила ее разделить с ними чаепитие, и та охотно согласилась.
Они продолжали оживленно болтать, пока в гостиную не вернулся маркиз со своим гостем, которого он водил на краткую экскурсию по дворцу. Здесь он показал англичанину две картины венецианских мастеров, изображающие городские сцены, после чего подвел его к высокому стеклянному шкафу.
Нэнси обратила внимание, что, пока маркиз говорил, мистер Джойс то и дело бросал острые внимательные взгляды по сторонам, и это несколько не соответствовало его манерам джентльмена и моноклю, который он вставлял в глаз, всякий раз как рассматривал какой-то новый предмет. Впрочем, все, что было вокруг, вполне могло вызвать желание рассмотреть это получше.
Что еще заметила Нэнси, неприметно изучая гостя: у того чуть выше колена была какая-то странная форма ноги. Хотя опять же: мало ли какие дефекты могут быть у человека, и не так уж красиво и корректно все их замечать.
Тем временем маркиз дель Фальконе вынул из глубины стеклянного шкафа изумительной красоты фарфоровое яйцо — одно из произведений всемирно известного мастера Карла Фаберже, придворного ювелира российских царей. Глазурованные, украшенные драгоценными камнями, искусно разрисованные, эти предметы давно уже считались Ценнейшим подарком с Востока. В каждом яйце, кроме того, содержался какой-нибудь сюрприз. В том, которое маркиз открыл сейчас, находилась чудесная огненная птица с изумрудными глазами и крыльями, усыпанными рубинами и бриллиантами.
— Эту вещь привез в Венецию мой двоюродный дед, — сказал маркиз. — Когда-то он был итальянским посланником в России.
— Необыкновенно, — даже с каким-то испугом пробормотал мистер Джойс. — Просто не верится, что такое возможно сделать.
Все присутствующие присоединились к его изумленному восхищению, поднявшись для этого со своих мест.
Вскоре Оливер Джойс, излив потоки благодарности в адрес хозяина дома, покинул дворец. Ушла и Катрина ван Хольст — делать снимки вечерней Венеции для журнала, где она работала, и тогда, с разрешения маркиза, Нэнси тоже провела Тару по дворцу и потом показала ей сад, весь в цвету и в лучах заходящего солнца.