Лес сверху напоминал мозг, лениво шевелящий извилинами крон от свежего ветерка. Оба его полушария разделял серый шрам, будто от удара великанской плети. Скоростной участок устремлялся вниз, точно асфальтовый ледник или водопад застывшей лавы. Завтра мчащиеся по нему болиды, наверно, отсюда будут смахивать на пикирующие в землю реактивные истребители. Штопор с Красной Водой в таком ракурсе открываются разве только с вертолёта. С грацией атакующей змеи трасса прорезала ложбину и выныривала с другой стороны уже сытая, вальяжно завиваясь медленными поворотами.
— Спасибо, что присмотрел, — схватил за ремешок своё сокровище вернувшийся Курт.
— А глянуть можно?
— О чём речь?
Расстегнув кобуру, рядом с запасным объективом «Кэнон-Цейс» я увидел целую колоду фильтров, от жёлтых и фиолетовых до затемнённых, подобно визору маски сварщика.
— Собрался фотографировать затмение? — решил я щегольнуть дилетантизмом.
— Скорее мечтаю о нём, — вздохнул на полном серьёзе обладатель чудо-оптики. — Ближе к финишу солнце окажется точно напротив моей «засады». Знаешь, гонку перенесли на попозже из-за временной разницы с вашей Америкой.
— А цветные зачем?
— Хочу поэкспериментировать, поймать на плёнку, что не всегда удаётся отловить глазом. Тем более на такой скорости.
— Ай да сукин сын! — не удержался я его поддеть. — Намерился щёлкнуть призрака, и тебе неловко, что я выступлю в роли живца?
Если что-то с кем-то случается, например, жёсткая авария, большинство не будет вмешиваться, когда есть на кого спихнуть чужую проблему, а лишь с неловкостью поблагодарят Бога, что их она не коснулась. Другие во чтобы то ни стало попытаются помочь, даже если будут только мешаться. А третьи, повинуясь охотничьему инстинкту, достанут фотоаппарат или кинокамеру. И таких, наверно, насчитается не меньше, чем вторых. Мой приятель явно принадлежал к третьей категории.
Ещё одним прозвищем Вангера было: Портретист Смерти. Он заработал его после того, как запечатлел крупным планом мёртвого Прайса, летящего по старт-финишной прямой Кьялами в неуправляемом Шэдоу. В ту секунду общее внимание было приковано к его незадачливому убийце. Янсен Ван Вуурен из лучших побуждений бросился наперерез пелотону к дымящейся машине, припаркованной с другой стороны, но недооценил скорость… И их с Томом пути роковым образом пересеклись. Мчащийся болид буквально рассёк парня на куски, а вырванный из рук огнетушитель пробил гонщику шлем.
— Я тебе серьёзно говорю, — нахмурился Курт, — не лез бы ты вперёд. Лайквуд вряд ли поднимется выше четвёртого-пятого места. Сравни по собственным ощущениям: тут обгонять — не то что в Спа или Монце.
— Там я не прошёл квалификацию, чтобы сравнивать. А сюда меня позвали за другими результатами. Так что в худшем случае ты сможешь только жалеть, что вовремя мне всё не рассказал. Выкладывай: что тебя гложет.
Тем временем принесли еду. Я с завистью глянул на стейк. Крохотная лазанья вряд ли была способна удовлетворить мой разбуженный запахами и впечатлениями аппетит. Курт тут же подсуетился, дополнительно заказав себе какой-то салатик с двойной порцией виски, которую попросил подать немедленно. Его вопрос после некоторой паузы прозвучал для меня неожиданно:
— Тебе знакомо имя: Золтан Раш?
— Золтан?.. — напряг я память. — Вроде, что-то смутно…
— Не трудись. Фамилии гонщиков Второй Формулы мало на слуху. Тем более десятилетней давности.
— Джим Кларк стартовал последний раз на её этапе в Хоккенхайме в том злополучном шестьдесят восьмом…
— До того снискав лавры у Королевы Автоспорта. Я говорю о чуть более поздних временах, когда оттуда в Королевские Гонки стали попадать единицы, а кое-кто до такой возможности по-прежнему не доживал, составляя пантеон, параллельный более именитому.
Он прервался и продолжил речь, лишь когда его требование насчёт виски было исполнено, осушив стакан в один приём, оставив только лёд на донышке.
— История автоспорта, — откашлялся он, — написана кровью, что делает её историей в подлинном смысле слова и даже больше. Многие ли назовут, скажем, героев вьетнамской кампании? А такие имена, как Аскари, Кларк, Макларен, Ринд, Петерсон, Вильнёв — навечно выгравированы в человеческой памяти, подобно Ахиллесу, Спартаку или Жанне д’Арк. И не только тут, — постучал репортёр себя мясистым пальцем по виску. — Там, где оборвались жизни великих и бесстрашных, сама земля: деревья, стены, асфальт — словно впитали их дух, приобщившись к легенде… Любая значимая трасса имеет собственный мартиролог. Золтан Раш открывает здешний.
Это случилось в семьдесят пятом. Как и недавно, Штайнвальд готовился к подписанию контракта на этап будущего чемпионата Первой Формулы. Для «обкатки» сюда пригласили её «меньшую сестру». Говорят, пожаловал сам Комендаторе, приглядывая молодых да ранних себе в «Конюшню». У Золтана имелось немного шансов туда попасть. Он сам только что пришёл из младшей серии, заменив коллегу, полностью провалившегося на фоне опытного партнёра. И, вроде, поехал быстрее, но постоянно не везло с техникой. Так что судить об истинной величине юного таланта пока казалось рановато.
— Тем не менее он был? — угадал я. — Раз парня посреди сезона выдернули на следующую ступень.
— Не посреди, а ближе к концу, — уточнил Курт. — Дело также происходило осенью.
Стартовав с неплохой позиции, Раш сразу же попал в замес и еле доковылял с повреждённой покрышкой до боксов, успев за круг откатиться на последнее место. И тут, как чаще бывает в сказках, на Штайвальд манной небесной обрушился ливень, которого ждали с самого утра. Уже поставленную резину механики побежали менять на дождевую с протектором, потратив лишнюю пару десятков драгоценных секунд. Но соперники тем временем теряли больше, пытаясь удержаться на гладких шинах, когда асфальт превратился в реку. В шпильке возникла сутолока, подарившая новичку едва ли не минуту. И пока все доползли и переобулись, он стал первым, отъезжая дальше и дальше. Трудно сказать, то ли дождь, то ли трасса, то ли их сумма, как ничто и нигде, подходили его пилотажу. Соперники стали понемногу отыгрывать, только сменив дождевую резину на свежую такую-же. Лидер тянул с пит-стопом, а потом сразу перешёл на слик для сухой погоды. Теперь они медлили с переходом, надеясь на второй заряд дождя, а Золтан проходил их одного за другим в качестве круговых. На последней остановке в боксах вышла небольшая задержка. Не такая грандиозная, как у его товарища…
Курт нервно помассировал пальцами переносицу, хотя очков я на нём сегодня, да и вообще, не видел. Вспомнив, что неплохо бы закусить, он отрезал и наколол на вилку стейк. Терзая лазанью, я заподозрил: он нарочно тянет, то ли желая извести меня любопытством, то ли боясь вконец испортить мой аппетит, которого и так уже не было… Не чаял, что уютный ужин больше окажется похож на поминки.
— Раш и Перье — талант и опыт, отвага и расчёт. Тандему прочили славное будущее, — дожевав и промокнув салфеткой рот, вернулся к повести журналист. — Кто думал, что оно окажется столь недолгим…
Золтана выпустили следом за партнёром. Он начал быстро нагонять, не зная, что на самом деле выигрывает у него почти круг. Тогдашнее допотопное радио в кабине лидера барахлило, а до таблички с командного мостика надо было сперва доехать, и тот забеспокоился об упущенной победе. Зато у Перье оно было исправно. И из боксов попросили…
— Логично, — вклинился я. — Удивительно, что у второго ловился сигнал. У меня тоже были сбои из-за местного ландшафта, хотя радиотехника с тех пор, думаю, серьёзно продвинулась.
— Даже догадываюсь, где именно возникли проблемы со связью, — мрачно кивнул Курт. — Золтан настиг однокомандника перед Удавкой, пристроившись в воздушный мешок. После апекса Перье остался внутри поворота, чуть сбросив скорость, чтобы размен произошёл быстрее. Но, наверно, попал на невысохшую лужу. Машину повело в тот самый момент, когда… Их колёса встретились с приличной разницей. А тут ещё дерево!.. Кстати, его видно отсюда.