Михаил Федорович Каменский был легендой русской армии.
Выдающийся полководец, генерал-фельдмаршал, он являлся основателем Сабуровской крепости под Орлом. Помимо военных талантов, Каменский издал на свой счет «Душеньку» Богдановича, а в 1808 году «Родословную роспись рода Каменских», которая была посвящена его старшему сыну от княжны А. П. Щербатовой Николаю. Второй сын Каменского — Сергей открыл в Орле вошедший в историю русской культуры театр. Оба «законных» Каменских благожелательно относились к сводному брату, по просьбе отца покровительствовали ему, хотя и соблюдая «приличествующую ситуации дистанцию». По воспоминаниям современников, Петр Михайлович, носивший сначала выдуманную фамилию Менкасский, «прослужил и отличился, сколько можно, в малых офицерских чинах в кампаниях 1812 до 1815 года…». Предложение Варвары Петровны застало молодого офицера перед выходом в отставку или же непосредственно после нее. Увлечение мадемуазель Лутовиновой было настолько очевидным, а условия брака столь выгодными, что Денис Давыдов сообщил об уже состоявшемся браке, которому не суждено было осуществиться.
О причине разрыва родным оставалось только строить предположения.
Шли разговоры, что Петр Каменский чувствовал себя достаточно состоятельным человеком, чтобы отвергнуть щедрые посулы невесты.
Известно, что в Орловском уезде у него была деревня Бунино с 369 крестьянами, сельцо Образцово, в котором находилось около 80 крестьян, располагал он также землями в Волховском и Мценском уездах.
Другой и гораздо более вероятной причиной несостоявшегося брака и размолвки явились убеждения Петра Михайловича. Ставший в 1816 году полковником Финляндского полка, он, по словам орловского губернатора А. В. Кочубея, оказался связанным каким-то образом с декабристами: «был замешан в политическую историю». В первой половине 1820-х годов Каменский находился под судом в Туле, а в начале 1830-х то ли утонул, то ли покончил с собой, бросившись в реку, по предположению графини А. Д. Блудовой, «от уныния и скуки».
Третья попытка замужества Варвары Петровны касалась «купленного ею посредством родителя» Сергея Николаевича Тургенева.
Впрочем, имя Петра Каменского воспринималось не однозначно. С ним так или иначе была связана история гибели отца. Мать Петруши, как его все называли, «грубая, даже некрасивая женщина», подговорила одного из дворовых убить фельдмаршала. И это при том что фельдмаршал оставался по тем временам достаточно заботливым отцом. Почти в канун убийства он посылает старшему сыну в армию две тысячи рублей, а Петруше — пятьсот.
И снова мелочи родственной хроники — память о рассказах Варвары Петровны.
Сын Иван вскользь помянул: не любила отца. Не так любила. Не его дело — не его суда приговор.
Опять слухи поползли. Ремонтера молоденького, кавалергарда себе присмотрела. И купила. Ремонтер не хотел. Отец осадой взял. Понадеялся от сына поддержку получить.
Сама с будущим свекром поговорила. Сергея Николаевича поначалу тревожить не стала. Годы свои назвала — скрываться не стала, о владениях своих — тоже. Сергей Николаевич, уж на что амурничать был горазд, призадумался. Все условия с отцом заранее списали, ничего не упустили. А Иван — любовь! При чем здесь это?
Еле дождалась, когда к концу 1815 года к окончательному, нерушимому соглашению пришли. Убедилась, тогда и усадьбу орловскую сменит. У тех же Глазуновых другой дом купила. Переделывать начала, а пока суд да дело, в съемной усадьбе жить решила. У Менкасского, на углу Волховской улицы и Георгиевского переулка. Были другие — как не быть! И попросторнее, и поавантажнее. Нет! Пусть господин Менкасский к ней за своими денежками приезжает, в приемной дожидается — пока кофий утренний отопьет, пока соблаговолит принять да еще и в утреннем неглиже. Так небрежней получится. Папаша-генерал сынку горы золотые наобещал, да что-то припоздал с ними. Одной фамилией ограничился. Стал Менкасский Каменским. Оно и вправду лучше, да полунищему от фамилии какой прибыток?
Орел ахал, а тут и вовсе зашелся, когда здесь, в доме незадавшегося жениха, первенца своего благополучно родила — Николая Сергеевича Тургенева, в честь деда по отцу. Законному. Не пришитому.
Письмо из старого портфеля:
«Вот, любезный друг, и все наши нехитрые новости. Впрочем, вру. Есть еще одна и такая, которая, может статься, тебя более других займет и потешит. Вообрази! Наш прекрасный Адонис, наш Сергей Тургенев решил связать себя узами Гименея! Скажешь: кто избегнет сей печальной, но неизбежной участи сынов человеческих? Согласился бы с тобой, если бы не два особых обстоятельства. Первое: невеста годится подполковнику в матери, второе: как утверждает фама, страшна, как смертный грех. В данном случае к фаме следует относиться со всей серьезностью, потому что, как тебе известно, имения наши с Тургеневым находятся в одном уезде, а о соседях трудно не знать всех и всяческих подробностей. Итак, по возвращении из отпуска ты, надо полагать, будешь иметь удовольствие познакомиться с новой полковой дамой, а одновременно и со вкусами нашего привередливого Адониса».
А разве ничего не говорит окружающим сам по себе распорядок жизни молодой пары! Сезон балов 1816–1817 года Варвара Петровна Тургенева проводит все в том же доме Менкасского-Ка-менского, и только в начале осени перебирается в свой законченный отделкой дом на Борисоглебской улице. Ее муж служит в Петербурге и бывает в Орле и Спасском только во время недолгих отпусков, как в середине октября того же года, когда торжествующая супруга делает ему царский подарок. За сорок дней до рождения второго сына, Ивана, она составляет дарственную на ту самую городскую усадьбу, в которой живет семья:
«Лета тысяча восемьсот осьмого на десять октября в девятнадцатый день подарила я тому мужу моему благоприобретенный мой деревянный дом с местом, садом, флигелями и всякого рода строениями, доставшийся мне от Коллежского секретаря Андрея Андреевича Глазунова по купчей крепости, состоящий в г. Орле в третьей части в приходе Бориса и Глеба. Места же меры под оным домом ширины осьмнадцать, а длины пятьдесят сажень… К сей записке Кавалергардского полка ротмистр Сергей Николаев сын Тургенев руку приложил». В том-то и смысл был, чтобы сам при благодеянии присутствовал!
Слов нет, это меняло имущественный статус кавалергарда, но не спасало его от имущественных семейных сложностей. Отец хочет иметь преимущества составленного при его помощи брака. С 1819 года Сергей Николаевич находится на службе в Орле, а в 1821-м, когда приходит на свет третий сын, Сергей, вообще уходит в отставку.
В мае 1822 года сын дарит своему отцу один из флигелей дома на Борисоглебской, со «всякого рода строениями, двором и землей». Сергей Николаевич незаметно для самого себя попадает в семейную кабалу. По разделу между отцом и сыновьями в 1824 году он обязан ежегодно выплачивать отцу по 1 тысяче рублей и по «Реестру» продукты из имений. Все это может происходить только за счет Варвары Петровны. Мелькнувшая тень независимости на этот раз исчезает без следа.
А между тем сторонние наблюдатели все успевают подметить, обо всем донести в столицы:
«Итак, первые последствия семейной жизни нашего Тургенева не замедлили дать о себе знать. Он более не кавалергард, но переведен в Екатеринославский кирасирский полк подполковником сверх комплекта. Какими только штуками не богата жизнь! Вместо того чтобы полностью подчиниться прихотям молодого красивого супруга, госпожа Тургенева забрала бразды правления в свои руки и преспокойнейшим образом командует над былым лихим офицером. У нас в уезде толкуют, что от управления своими поместьями она не только не отказалась (да и то посуди, трудно на старости лет менять привычки!), но присовокупила к ним и маленькую тургеневскую деревеньку А чтобы окончательно подчинить себе супруга, единственного брата его приняла управителем и тоже взяла под строжайший надзор. Кто бы мог что-нибудь подобное себе вообразить…»