И люди, забывшие и о шутах, и о дорогих товарах, столпились вокруг бедняжки, наперебой изъявляя желание поизмываться над ребёнком ненавистного народа.
Горячие слёзы застлали зелёные глаза Астерии, когда она увидела, как обращаются с ни в чём невинным существом люди, как они, словно бесчувственную куклу, пинают и бьют его, а он, никак не способный ответить, лишь скулит, и, кажется, по серым щекам его катятся слёзы… Не в силах на это смотреть, Астерия отшатнулась от окна и рухнула на кровать.
«О чём они думают? Это же тоже живое существо! Это ведь тоже чьё-то дитя!» — думала принцесса, душа отчаянные рыдания в подушке. Образ загнанного в угол ребёнка вновь и вновь представал перед ней, и, чем больше она думала, как ему сейчас страшно и больно и как, должно быть, хочется домой, тем больше Астерия понимала: это так просто оставлять нельзя. Вскочив с кровати, принцесса подозвала к себе свою личную горничную и подругу — Герду.
Русоволосая девушка, как и обычно, прибежала по первому зову хозяйки, лёгкими мелкими шажками войдя в покои принцессы. Герда была приставлена к Астерии почти с детства и, так как они были ровесницами, девочки быстро нашли общий язык и сдружились, несмотря на значительные различия в социальном статусе. Как только служанка заметила заплаканное лицо принцессы, её светло-карие глаза тут же засветились неподдельным беспокойством.
— Принцесса Астерия, что случилось? — взволнованно спросила Герда, подойдя к девушке, стоящей у кровати, и тронула её за плечо.
— О, Герда, что это за изверги! — в отчаянии провыла принцесса, и Герда сразу поняла, в чём дело, ведь ей не раз приходилось успокаивать Астерию, поражённую жестокостью придворных людей и богачей. Решив, что и сейчас ей нужно будет просто помочь принцессе добрым словом и объятиями, служанка мягко посмотрела на подругу и провела ладонью по её мокрой щеке.
— Я понимаю, принцесса, но что мы можем сделать? Мы с вами не королевы, и нам не под силу остановить их, — нежно произнесла Герда, но Астерия покачала головой, отстранившись.
— Нет-нет… — заговорила она тихо, сводя свои густые брови к переносице и зашагав по комнате. — Я не оставлю его умирать в их руках! — решительно заявила принцесса, и Герде оставалось только гадать, кого она «не оставит». — Герда, ты должна мне помочь! — воскликнула Астерия, вновь оказавшись возле девушки и схватив её за плечи. Герда заволновалась: глаза принцессы горели каким-то неведомым ей огнём, такой искры отваги и решительности для какого-то наверняка опасного поступка, служанка ещё никогда не видела во взгляде робкой принцессы. — Ты ведь такая же, как я, у тебя тоже доброе сердце, — продолжала Астерия, уговаривая её на что-то, будто Герда уже знала, чего хочет принцесса. И, хотя обычно девушки понимали друг друга с полуслова, сейчас Герда никак не могла догадаться, кого Астерия собралась спасать.
— Вы хотите освободить какого-нибудь шута? — осмелилась осторожно поинтересоваться Герда, прерывая поток жалостливых молений принцессы, смысл которых всё равно не был понятен служанке.
— Ребёнка! — почти прокричала Астерия, подводя подругу к окну и давая ей увидеть то, что творилось на улице. — Они привели ребёнка, у них нет души! Нет сердца!
— Монстр! — тихо ахнула Герда, прикрыв рот ладонью. Теперь ей всё стало ясно. Всё, кроме одного. — Принцесса, вы сошли с ума? Это же чудовище! Одно их тех, кто рыщет по нашим полям и убивает, загрызает наших жителей! Один из тех жутких злобных тварей! Опомнитесь, принцесса, это ужасно опасно! — Герда пыталась привести Астерию в чувство, посчитав, что та немного не в себе, но принцесса лишь снова закачала головой.
— Он лишь беззащитное дитя, он не может даже ответить им… — Герда заглянула в её глаза, и увидела в них живое участие в судьбе малыша и печаль.
Она поняла, что принцесса не отступится и, если Герда ей не поможет, то она сделает всё сама, что просто невозможно и чрезвычайно опасно. Служанка взглянула в окно, на того самого монстра, что испуганно прижимался к деревянному столбу, будто тот мог защитить его от ударов плетью и насмешливых голосов, приказывающих делать ему различные вещи, казавшиеся толпе забавными. Как ни странно было это признавать, но и она в этот момент почувствовала, как что-то словно разрывалось внутри от сочувствия к бедному ребёнку. Герда глубоко вздохнула и перевела свой взгляд на принцессу, которая выжидающе смотрела на подругу, словно говоря: «Вот видишь, тебе тоже невыносимо это видеть, так давай же, соглашайся!».
— Хорошо, я помогу вам, принцесса, — сдалась служанка, понурив голову, и Астерия радостно вскрикнула, кинувшись на шею подруги.
— Ты так добра, Герда! Спасибо тебе! — восклицала девушка, прижимая девушку к себе и едва ли не плача от счастья, что не она одна разделяет боль маленького существа.
— Ну-ну, принцесса, — служанка отстранила Астерию, и её губы тоже невольно расплылись в лёгкой улыбке. — Нам нужно всё подготовить, и вечером, когда все разойдутся, я вам обещаю, мы спасём его.
Принцесса с готовностью кивнула, и девушки, присев на софу, стали тихо обговаривать план спасения монстра, к которому обе прониклись тёплыми чувствами.
***
Маленький ящер жался к деревянному столбу, тихо скуля от боли во всём теле и сковывающего холода ночи. Люди закончили свои увеселения и разбрелись, а монстра так и оставили сидеть на сырой земле и истекать кровью. Было больно, очень больно, но он не мог понять, чем заслужил подобное. Он не знал, что провинился лишь только тем, что был не похож на тех, кто его мучил. Ящерёнок был наивнее любого мьюнианского ребёнка и даже сейчас, едва дыша, слабенько, но улыбался. Циркач соврал: он не ловил монстра, тот сам подполз к нему, не подозревая об опасности. Он бегал по пустынным болотам, совершенно один, заблудился и, когда увидел живых существ, очень обрадовался, что его нашли и теперь, должно быть, спасут. У него не было родителей, которые бы сейчас рыскали в его поисках, а остальные монстры были настолько запуганы силой и властью мьюнианцев, что пропажа какого-то ребёнка была им не дороже собственных шкур. Это жестоко, но это так. Ведь они, взрослые монстры, такие же беззащитные против мьюнианцев, как и этот ящер. Сейчас он не был напуган, он был рад, что здесь рядом кто-то есть, что он не один. Он был настолько одинок, что даже люди, жестокость которых он всё равно не понимал, казались ему спасением.
— Принцесса, если нас увидят, нам конец! — взволнованно прошептала Герда, когда они, закутавшись в длинные тёмные плащи и закрыв головы капюшонами, спешно, в тени садовых деревьев, пробирались к месту проведения ярмарки.
— Не бойся, Герда, я всё объясню. Скажу, что я захотела понаблюдать за восходом солнца, а ты, не сумев меня переубедить, пошла со мной, чтобы обеспечить мою безопасность, — протараторила Астерия, словно заучила этот план, как мантру.
— Если убрать часть про восход солнца, то это правда, — проворчала девушка, отведя хмурый взгляд в сторону. Они уже подходили к площадке, оставалось только найти место, где лежал монстрёнок, чтобы как можно быстро освободить его и унести. Каждая минута была на счету, поэтому, если Астерия была особенно возбуждена, то Герда была особенно напугана тем, что их могут заметить, и тогда одной из них, а именно ей самой, точно несдобровать.
— Стой! — тихо воскликнула Астерия и выкинула руку в сторону, останавливая Герду. Та передёрнулась от неожиданности, едва сдержала крик и удивлённо посмотрела на принцессу, которая напряжённо вслушивалась во что-то. Немного погодя, служанка и сама услышала негромкое сопение, то и дело прерывавшееся всхлипываниями и тонким скулящим голоском.
Астерия осторожно выглянула из-за двух больших палаток и увидела почти в самой середине площади ребёнка, замёрзшего, забитого и дрожащего, как осиновый лист. Девушка, несмотря на увещевания подруги, пробралась через палатки и оказалась на освещённой лунным светом площади. Герда, вне себя от ужаса, выскочила за ней.
«Вот и настал мой конец!» — подумала она про себя, уже представляя, как восходит на эшафот и плачет, и умоляет пощадить, и говорит о том, как хочет жить… впрочем, она всегда была несколько мнительна.