Принцесса семенящими шажками подбежала к монстру, который одарил её самым беззаветным и светлым взглядом, на который не способны никакие люди. Астерия зажала рот ладонью, чтобы не вскрикнуть от его истерзанного, кровавого вида. Слёзы покатились по щекам сами собой, но она, сдержав себя, бросилась к ящеру, дрожащими руками пытаясь порвать цепь. Герде вдруг показалось на миг, что в одном из широких окон дворца промелькнул чей-то силуэт, и она в панике обрушилась на Астерию, слегка потрясывая её за плечи.
— Ключ! Скорее! — на выдохе воскликнула она.
Принцесса только теперь вспомнила о том, что выкрала у спящего беспробудным пьяным сном циркача ключ от цепей, и смело запустила руку в карман плаща, тут же нащупав металл предмета. Ловкими движениями рук она отперла цепи (неизвестно, откуда в ней было столько юркости) и с невиданным ей ранее счастьем прижала к груди маленькое и совершенно растерянное существо. Кровь от ран запачкала её плащ и немного платье, но Астерию это мало волновало. Сняв с себя накидку (чем буквально сразила Герду), принцесса заботливо завернула в неё малыша и прошмыгнула обратно за палатки, увлекая за собой и опешившую служанку. Как так можно, снять своё прикрытие! Им точно придётся несладко…
Успешно вернувшись во дворец, Астерия с монстром убежала в свою комнату, послав Герду за всем необходимым для оказания медицинской помощи. Суетливая служанка на едва слушавшихся её ногах поспешила в кабинет врача, чтобы запастись бинтами, лекарственными настоями и прочим. Не будем описывать весь её путь, всю тревогу и все иллюзорные ужасы, что она пережила, пока добиралась до кабинета и пыталась оставаться незамеченной. Короче, когда она вернулась в комнату принцессы, та уже успела переодеть ребёнка, умыть и даже расчесать. Герда же зашла как раз в тот момент, когда Астерия, усадив монстра себе на колени, любовно кормила его с ложки кашей. Подумать только, пока служанка ходила за одними только медикаментами, принцесса уже успела где-то сыскать одежду и еду, успела сбегать и в гардеробную, и на кухню! Прыткость, совершенно не свойственная девушкам её положения, поразила Герду.
— Представляешь, он уже умеет немного говорить, — с невыразимым восторгом рассказывала ей Астерия, пока служанка обрабатывала раны детёнышу, — он сказал, что его зовут Тоффи, и он заблудился на болотах. Наши нашли его, когда делали вылазку, и решили забрать себе, — уже с ужасным недовольством продолжала принцесса. — Это ужасно! Будь я королевой, я бы отрубила головы им всем! — Герда вздрогнула при этих словах, но ничего не ответила.
Тоффи оказался удивительно смышлёным для монстра, особенно для ребёнка. Как мог, он рассказал им о своей жизни. О том, как любил собирать цветы в чаще леса; о том, как жил в маленькой деревушке в самом сердце леса и как однажды проснулся в ней совершенно один, пробродил по улицам до вечера, но так никого и не нашёл; о своих приключениях после потери родителей и сородичей; в конце концов, о том, как его «спасители» (которых он до сих пор считал таковыми) принесли его сюда. Это уже потом, подрастая, он будет понимать, что те, кто когда-то нашли его скитающимся по болотам, вовсе не были его благодетелями, что мир намного более жесток, чем он думал, что таким, как он, лучше носу не казать в земли мьюнианцев, что таким, как он, не следует и мечтать о нормальной жизни. Но сейчас Тоффи был по-детски счастлив и радовался, что его забрали с жуткого холода, царившего на ночной улице. Во всё время его спотыкающегося, местами непонятного рассказа Астерия несколько раз заливалась слезами, а Герда лишь как-то стыдливо глядела в окно, словно бы стеснялась проявлять сочувствие к монстру.
С тех пор Тоффи жил в комнате Астерии. Благо, её покои были настолько велики, что и не одного монстра можно было там спрятать. Исчезновение «подарка» никого особо не озаботило, а Герда, для верности, сказала, что сама видела, как ящер испустил свой последний вздох. Астерия устроила ему небольшую, но уютную спальню в своём будуаре, который всё равно редко посещала, и в который не было разрешено входить прислуге и кому бы то ни было ещё, что было весьма удобно. Тоффи не пришлось долго объяснять, почему ему нельзя выходить за пределы своей комнаты и комнаты принцессы, он как-то сразу понял, что стоит слушаться «маму», как он сам её теперь называл. И всё же, видя, как медленно чахнет ящерёнок без свежего воздуха и свободного простора лесов, Астерия иногда, преимущественно по ночам, всё-таки водила Тоффи на прогулки по лесу или саду (чем просто сводила с ума свою верную подругу). Благодаря этому, королевский сад, со всеми его лабиринтами и закоулками, Тоффи выучил наизусть.
Несмотря на огромный страх быть обезглавленной, Герда так и не выдала тайну принцессы. Она не считала себя вправе говорить кому-то о том, что сделала Астерия. Служанка считала это подвигом, достойным уважения, и знала, что никогда бы не решилась на подобное, а потому Астерия в её глазах была просто святой. Незаметно для себя и она сблизилась с Тоффи, играла с ним, учила его читать (Астерия же обучала его письму и этикету), и вскоре сама привязалась к этому милому существу. Да, милому. Герда никогда и подумать не могла, что сможет проникнуться хоть к одному из монстров теплыми чувствами. Но Тоффи изменил её мировоззрение полностью. Она не раз спасала Астерию и Тоффи от раскрытия их секрета, чем навлекала и на саму себя беду, но Герду это уже не волновало. Благодаря Тоффи она стала смелее и лучше. Ей теперь было стыдно за своё поведение в прошлом, и она не смела даже надеяться на то, чтобы занять в сердце ящерёнка отдельное место. Однако бескорыстный и искренний малыш и её вскоре стал называть «тётушкой», чем донельзя растрогал девушку.
— Вы станете прекрасной матерью, принцесса, — повторяла умилённая Герда, когда вновь и вновь видела, как Астерия любит и как заботится о Тоффи, который стал для неё даже больше, чем приёмным сыном. При таких словах она обычно краснела, смущённо улыбалась и скромно молчала.
Однако матерью ей стать так и не довелось.
Это были счастливые семь лет. Семь лет радости, любви и счастья. Герда больше не знала и не помнила времени светлее, да и не хотела чем-то его затмевать.
Неизвестно, отчего скончалась, в самом цвете своих лет, принцесса Астерия. Многие придавали её смерти мистическое значение, говорили, что она отдала свою жизнь новорожденной принцессе Мун, потому как роды её матери были очень тяжёлыми и грозили смертью и роженице, и ребёнку. Но, в отличие от других, Герда знала и понимала истинную причину — Астерия просто не могла жить в обществе жестоких, алчных и злых людей, какие окружали её с самого её рождения. Она чахла среди них, она не могла терпеть всю неискренность, лицемерность собственной жизни. Тоффи был в ней светлым пятном, но, к сожалению, когда он появился, душевные силы принцессы уже начинали увядать, а потому его появление лишь отсрочило их окончательное угасание. Астерия умерла тихо, спокойно, не подпустив к своему смертному одру ни брата, ни его жену, никого из приближённых. В тот мир её провожали лишь преданная и самая настоящая подруга Гедра и возлюбленный сын Тоффи, прорыдавший на груди умирающей девушки все её последние дни. Он был уже юношей и прекрасно понимал, что теряет одного из самых дорогих ему существ во всём мире, и ничего, абсолютно ничего не может с этим поделать. Астерия же лишь ослабленно улыбалась и гладила обмякшей рукой вздрагивающую спину Тоффи, одаривая последними безутешными ласками.
— Ты знаешь, Тоффи, я бы не смогла жить без тебя, но ты сможешь жить без меня, — говорила она севшим голосом. — Ты сильный, в тебе есть талант, дар музыки, именно в ней ты всегда найдёшь утешение. Прошу тебя, после моей смерти…
— Нет, ты не умрёшь! — в исступлении вскрикнул Тоффи, подняв на неё свой измученный взгляд. Его хвост судорожно вилял из стороны в сторону, а когти впивались в пуховое одеяло. — Ты будешь жить! Это всего лишь болезнь, она скоро пройдёт!