Тоффи не пугали предрассудки. За свою жизнь он набрался столько разнообразных примет и поверий, что не верил ни одному из них. Поэтому он смело шагнул в дом-мастерскую Растикора, обучаясь у него «изящному ремеслу», как сам называл своё дело Растикор. Он был и кузнецом, ковал, в основном, решётки и инструменты, что-то в своё пользование, что-то — суеверным землякам, которые скрепя сердце принимали необходимые им предметы обихода.
Ящер не обманул. Он был настоящим мастером своего дела и, более того, ещё и увлечённым мастером, что немало важно, конечно. Но его странности порой страшно раздражали Тоффи. Даже его манера речи, живая и какая-то даже нервно-возбуждённая, как правило, выводила Тоффи из себя. Растикор был хорош в занятии, и болтать без умолку ему совсем не шло. Но, видимо, Растикор определил Тоффи не только себе в ученики, но и, по умолчанию, в того, с кем можно было бы отвести душу, ведь с Растикором, как известно, дружбу никто не водил. К слову, за всё знакомство с ремесленником, с Тоффи ни разу не случилось ничего плохого. Кроме, конечно, не умолкавшей болтовни и навязчивых объятий.
Тоффи понятия не имел, откуда Растикор узнал о его настоящем месте жительства. Всем Тоффи говорил лишь о «далёких-далёких землях». Тоффи не хотел разоблачения, и Растикор ни с кем не делился подробностями его происхождения, за что Призрак был ему очень благодарен. Впрочем, это всё равно не делало их друзьями. Однако Растикор постоянно использовал такие слова, как: друг, приятель, товарищ и, самое скверное, старина.
И всё же Тоффи не совсем отвергал «дружбу» мастера. Они были похожи: экстравагантный чудак с пилой и молчаливый незнакомец в маске. Они, безусловно, дополняли друг друга, и Растикор души не чаял в своём новом «приятеле» (как он сам его называл).
Растикор ещё долго не желал отпускать Тоффи, когда тот уже всему обучился. Он уговаривал его остаться, впрочем, как и остальные жители, которым очень полюбился Призрак. Но Тоффи был непреклонен. Нужно было ещё так много узнать. И, конечно, со всем своим багажом вернуться в родные покои под дворцом Баттерфляев.
Растикор всё-таки склонил Тоффи называть его другом. И Тоффи, прощаясь с Мастером, процедил-таки «до свидания, друг мой». Растикор, эта скала мышц, был просто осчастливлен тем, что, наконец, возымел нового и единственного друга. Тоффи и сам для себя не мог не признать, что наличие «товарища» ему приятно. Ведь, как-никак, до этого у него не было подобной возможности.
Тоффи провёл в путешествиях и скитаниях ещё какое-то время, порой пересекаясь с Растикором в самых неожиданных местах, но после того, как он вернулся в свою пещеру, они больше не виделись.
***
«Старина, если кажется, что нужно устроить себе хорошенькую разгрузку, лучше не сдерживайся».
Растикор любил разбрасываться мудрыми советами по поводу и без. И Тоффи решил воспользоваться одним из них.
Вещи с безжалостной скоростью метались из стороны в сторону по пещере, более хрупкие разбивались, более крепкие — недовольно трещали под силой удара о камень. Тоффи в бешенстве кидался то к одному предмету, то к другому, и всё это неизменно летело в воздух. Призрак не знал другого способа выброса накопившихся эмоций. Увы, но даже агрессивная игра на органе не помогала, хотя он всегда выражал себя через музыку. В свободный полёт отправлялось всё: от безделушек вроде стеклянных ваз до внушительных размеров столов. Неимоверно бесило то, что, сколько бы объектов ни подвергалось жестокому «сносу», Тоффи не мог успокоиться. Ярость клокотала внутри с каждой очередной навязчивой мыслью о Мун, Ривере и их «умилительных» отношениях.
Тоффи нужна была передышка, время разобраться в себе. Именно поэтому он наказал принцессе не тревожить его хотя бы пару дней. Однако разобраться не выходило. Получалось лишь рвать и метать, самоанализа, к огромному несчастью, не получалось.
Когда в ход пошли ноты и картины, разрывающиеся под остротой когтей ящера, по сводам пещеры пронёсся пронзительный девичий голос:
— Тоффи! Что ты делаешь?!
Тоффи остановился, расширившимися глазами глядя на портрет, который держал в руках. Портрет Мун, с поразительной точностью воспроизведший почти все черты принцессы. Тоффи не сразу смекнул, что разговаривает с ним отнюдь не картина, а девушка, стоящая поодаль, в опасении подходить ближе.
Мун.
Принцесса в изумлении, если не в ужасе, осматривала хаос, что сотворил Тоффи всего за пару часов. Но больше всего шока пришлось на разорванные нотные листы и картины, раскромсанные шедевры.
— Мун? — Тоффи нашёл в себе крупицу адекватности и решил уцепиться за неё, натянув невозмутимость на лицо (точнее уж — морду). Он спокойно подошёл к одному из нетронутых столов и, аккуратно уложив туда портрет (который Мун, благо, не увидела), укрыл его плотной чёрной тканью. — Я же просил не приходить, — что-то в нём дёрнулось при виде Мун. Тоффи не чаял увидеть её раньше назначенного срока, а то и позже. Она ведь так увлечена Ривером.
Заметив привычное ясное выражение лица Тоффи, Мун перевела дух. Последний раз она видела его таким взвинченным только тогда, когда сняла с него маску, которой теперь не было на нём. Она валялась у девушки в ногах, как оказалось.
— Я забеспокоилась, Тоффи, — осторожно начала Мун. — Меня встревожила твоя просьба. И, видимо, не зря… — принцесса ещё раз оглядела пещеру, в которой было прежде так уютно.
— Не зря, — Тоффи криво усмехнулся, опираясь о стол рукой.
Этот едкий смешок не прошёл мимо Мун. Она подняла маску с пола и сделала попытку двинуться вперёд, но Тоффи остановил её стремительным движением руки.
— Зачем ты пришла? — жёстко спросил Призрак. Металлические нотки в его тоне болью отдались в закоулках души Мун.
— Я беспокоилась…
— Лжёшь! — Тоффи с размаху хлопнул по столу, отчего тот накренился. Мун передёрнулась.
— Тоффи… — неуверенно промолвила Мун сорвавшимся на шёпот голосом.
— Что?! — Призрак воззрился на принцессу, в один миг словно став выше на несколько сантиметров. Мун казалось, что золотые глаза пылают в лёгком полумраке пещеры. — Зачем ты пришла, Мун? Зачем? Разве я нужен тебе? — Тоффи, шаг за шагом, приближался к девушке, и тень, отбрасываемая на портьеру позади, стала разрастаться. Мун не отступала, но понимала, что находится в самом опасном положении: палочки она с собой не брала. — Разве тебе недостаточно твоего жалкого мальчонки? Ты забыла обо мне, стоило ему мило улыбнуться! Всё, что я слышал от тебя в эти дни — рассказы о нём, и ни о чём более. Ты думаешь, с ним всё так просто? Ошибаешься, — Тоффи ухмыльнулся, гадко, злорадно. — Он — не более чем очередной женишок, которого поспешат вскоре к тебе приставить. Не очаровывайся, Мун, он — такой же, как и все, кто был до него.
— Н-нет… — Мун едва выдавливала из себя слова. — Тоффи, нет, ты не прав…
— Конечно, я не прав! — Призрак рассмеялся. Жутко, оглушающе. — Кто я такой, чтобы судить о благородных мьюнианцах? Всего лишь грязный монстр, — прошипел Тоффи у самого лица Мун. — Я не прав, да! — он выпрямился, раскинув руки в стороны. — Потому что я — не прекрасный принц с лучезарными глазами и обаятельной улыбкой! Я — Призрак! Пугающий, отвратительный! И таким всегда буду!.. — Тоффи пошатнулся.
— Мун?.. — хрипло вырвалось из него, когда принцесса вдруг стиснула его мощную фигуру в крепчайших объятиях, на которые только были способны её нежные руки.
Кажется, что-то такое уже было. И Мун не могла не понимать этого. Потому что в следующее же мгновение Призрак обмяк и издал глубокий вздох, выпуская чуть ли не весь воздух из лёгких. Тяжёлые руки обхватили тонкий стан девушки, Тоффи даже пришлось наклониться и принять не самое удобное положение. Но плевать было на неудобства в такой момент!
Принцесса тихо всхлипывала, заглушая подступающие рыдания в плаще Тоффи. Слова друга ранили её. Тоффи поднял на поверхность то, о чём Мун усиленно старалась не думать. О чём отчаянно не хотела думать.