Но Мун любила это место всей душой. Ведь только здесь, глубоко под замком, она могла хотя бы на ночь забыть о том, что где-то наверху, в тронном зале, её ждёт престол, который она обязательно займёт после матери и который станет её пожизненными, незримыми цепями. А ещё Мун любила игру Тоффи. Её когда-то пытались научить игре на рояле, но юная принцесса так и не смогла освоить даже азы такого, казалось бы, простого стука по клавишам. И Мун казалось непостижимым даром то, что Тоффи играл даже не на рояле, а на органе, и с помощью простых касаний был способен одаривать слух изысканной мелодией, лившейся, словно свежий мёд с ложки. Она считала его несомненным талантом и очень жалела, что никто, кроме неё, не может его оценить. Мун была уверена, что, стоит Тоффи хоть раз выступить со своими произведениями, и публика тут же полюбит его композиторский гений. Но, увы, это было невозможно, ведь Призрак был настоящим затворником и никогда бы не вышел в свет.
— Сыграешь мне? — попросила девушка, когда они пришли в обиталище Призрака. Поставив фонарь рядом с аркой, Мун прошла к органу, опустившись на софу, что стояла рядом.
Тоффи лишь кивнул и сел за инструмент. Длинные пальцы забегали по мануалам, и Мун заворожённо следила за их грациозными, лёгкими движениями. Плавная, чарующая музыка увлекла не только принцессу, с восторгом и наслаждением вслушивающейся в стройные ноты, но и самого Призрака, прикрывшего глаза и отдавшегося неторопливому течению мелодии. Воспользовавшись моментом, девушка как можно тише поднялась, чувствуя, что ноги едва держат её трепещущее тело. Поняв, что Тоффи даже не заметил движения со стороны, принцесса уже смелее двинулась к нему, протянув тонкую руку и тут же ощутив кончиками пальцев гладкий воск маски…
Вскрик.
Музыка резко оборвалась, и Тоффи вскочил со своего места. Ужасная морда ящера вместо лица показалась на мгновение, и тут же скрылась за прикрывшими её руками. Мун успела заметить и острые клыки, и страшный оскал, и золотые глаза, блеск которых теперь казался хищным. Девушка отшатнулась от него и отошла на несколько шагов назад, едва не свалившись в озеро.
— Мун! — взвыл Тоффи, и принцесса услышала в его голосе такую тоску и отчаяние, что сердце больно сжалось и заныло.
Призрак бросился на пол и согнулся пополам, в ужасе закрываясь руками. Мун в шоке глядела на него, и грудь её высоко вздымалась от сбивчивого дыхания, то и дело судорожно обрывавшегося от резких ударов сердца. Так вот, что скрывалось под маской.
Жуткое чудовище.
Даже сквозь плотную ткань чёрного плаща Мун видела, как содрогается тело Тоффи, низко пригнувшегося к полу. Кажется, он рыдал, но понять это наверняка было невозможно.
Оказывается, у него чёрные, как смоль, волосы. И эти волосы сейчас судорожно сжимают дрожащие пальцы.
Что ты натворила!
Немного отойдя от увиденного, Мун вдруг осознала свою ошибку. Он скрывался от неё, потому что не хотел напугать, шокировать, а она просто взяла и сорвала с него его защиту, обнажив разом все его страхи. И после этого Мун даже не извинилась, нет. Она в испуге закричала и отпрянула, словно внешность что-то значит для неё. Она ведь обещала ему, клялась, что, что бы ни было под маской, она не испугается, не отвергнет его. И что теперь?
— Уходи, — жалобно протянул Тоффи, закрываясь полой плаща. — Уходи, прошу тебя! Я не хочу, чтобы ты видела меня таким!
Мун развернулась и, было схватив фонарь, хотела броситься бежать, но резко одёрнула себя.
Так нельзя!
Тоффи колотило в жуткой дрожи. Свершилось. Она увидела его, ужаснулась и теперь убежит. И не захочет больше его видеть. Никогда. Потому, что никто не захочет водиться с монстром. Будь он хоть сто раз талантлив, вежлив и добр, его сущность, то, с чем он родился, оттенит все хорошие качества, что есть в нём. Потому, что бы люди ни говорили, внешность важна. Особенно для мьюнианцев, вечно воюющих с монстрами, к которым относился и он сам. И пусть он никогда не видел своих сородичей, пусть всю жизнь провёл в пещерах замка, это не отменяло того, что он — мерзкая тварь с болот, которая не достойна ни дружбы, ни любви. Которой просто не позволено любить. Так думал Призрак, ожидая, пока Мун навсегда покинет его. Так думал Тоффи, когда ласковые руки обхватили его со спины и… обняли.
Тоффи замер. Смутная мысль промелькнула в его голове.
Неужели она не боится его?
Невозможно!
Но тёплое тело принцессы продолжало прижиматься к широкой спине Тоффи, и Мун явно не собиралась отпускать его. И уж точно не собиралась уходить.
— Я не уйду, Тоффи, — прошептала совсем рядом девушка. — Я не уйду, — повторила она громче и твёрже, будто для себя.
— Не уйдёшь? — слабо переспросил Тоффи, оборачиваясь к ней и оголяя все свои многочисленные клыки в жуткой ухмылке. Сколько же их? Уж точно больше, чем у мьюнианцев зубов… — Совсем не боишься?
Конечно же, Мун боялась. До жути боялась облика Призрака. Ни одно из описаний, которые когда-либо ходили по замку, и рядом не стояли с правдой. Со страшной правдой. Едва смиряя кровь, бьющую по вискам, Мун решилась на ответ:
— Не боюсь, — ответила она без желаемой твёрдости и уверенности. Вместо этого в её голосе засквозили дрожащие нотки. Которые, конечно, не утаились от Призрака.
— Не лги мне, — прошипел он, презрительно сощурив глаза. Такие золотые и красивые под маской, и такие угрожающие и хищные без неё. Наверно, её сердце стучало так быстро, что Тоффи чувствовал его безумный ритм.
Его не обманешь.
Следовало признать, дрожь пробирала до костей, когда он глядел на неё своим выжигающим, полным гнева и вместе с тем боли, взглядом. Мун едва чувствовала руки, которыми обхватила его туловище. Но она не собиралась убегать в страхе и слезах, нет.
Мун Неустрашимая. Так, кажется, когда-то давно, в детстве, Ривер назвал её. Мун ясно помнила тот день, когда они по детской глупости пошли в лес, не зная, какие опасности в нём таятся. Тогда один из снующих без дела, в поисках случайной добычи, волк набросился на них, почуяв свежую юную плоть. Казалось бы, выхода не было: дети заблудились и не знали, как выбраться из чащи леса, а волк загнал их в тупик из нагромождённых друг на друга огромных булыжников. Любой другой ребёнок давно бы ударился в рыдания, но только не Мун. Родители всегда говорили ей, что злую собаку нужно бить по носу — это её слабое место. Но волки ведь — те же собаки, только едят людей. Должно быть, это так. В любом случае, тогда времени на особые раздумья не было, и Мун, подхватив с земли большой крепкий камень, ловко запустила его прямо в уже настроившегося на обед, оскалившегося волка, и попала ему точно в морду. Зверь заскулил, заворчал, пригнулся к земле, и, воспользовавшись моментом, Мун, схватив за руку шокированного Ривера, пустилась наутёк. С тех пор, прозвище крепко закрепилось за ней, и Ривер не упускал лишнего раза, чтобы его напомнить.