Вон Энтвистл
Призрак замка Тракстон-Холл
Мистические записки сэра Артура Конан Дойла
Vaughn Entwistle
THE REVENANT OF THRAXTON HALL
Text copyright © 2014 by Vaughn Entwistle
All rights reserved
Published by arrangement with St.Martin’s Press, LLC.
© Н. Машкина, перевод, 2015
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2015
Издательство АЗБУКА®
Эта книга посвящается Шелли, моей жене, inamorata[1] до конца моих дней
Глава 1
Голос в темноте
Шерлок Холмс умер… и убил его я.
Элегантный молодой шотландец всматривался в пелену дождя из окна кеба. В полузабытьи он не почувствовал, как экипаж остановился, не заметил каменный особняк с мраморными ступенями в обрамлении кованых перил. Перед его взором стояли призрачные тени знаменитого детектива-консультанта и его злейшего врага профессора Мориарти. Ревущий поток поглотил их и увлек за собой в последней смертельной схватке.
Окошко в крыше кеба сдвинулось.
– Прибыли, сэр, – просипел возница.
Бурлящий Рейхенбахский водопад растаял без следа, а Артур Конан Дойл обнаружил, что находится посреди лондонской улицы. Он растерянно заморгал. Где он? Зачем нанял кеб? Его пальцы в мокрых перчатках сжимали открытый конверт. Он вытащил и развернул кремовую бумагу.
Письмо доставили нарочным сегодня утром в Норвуд, южное предместье Лондона. Пробежавшись глазами по строчкам, Конан Дойл сразу отметил изящные завитки и петельки, присущие женскому почерку.
Уважаемый доктор Дойл,
мне весьма желательно увидеть создателя великого сыщика Шерлока Холмса по чрезвычайно важному делу. Я в смертельной опасности, и отвратить беду под силу только Вашему гению. Жду Вас во вторник утром в доме 42 по Кресент-стрит. Приезжайте к десяти часам. Помогите! Вы моя единственная надежда.
И затейливый вензель вместо подписи.
Аноним. Безымянный проситель.
На обращенной к свету бумаге проступал причудливый водяной знак. Помимо воли Дойл ощущал волнение от соприкосновения с тайной, достойной самого Шерлока Холмса.
Вдруг за окном, мутным от дождя, мелькнул чей-то согбенный силуэт. На незнакомце была шляпа, а во рту – что-то вроде трубки.
Он исчез так же внезапно, как и появился. Был – и нету!
Кебмен распахнул дверцу, и Конан Дойл выбрался наружу. Охлопывая карманы в поисках мелочи, он вскинул голову и принюхался. В сыром лондонском воздухе потянуло табачным дымом. Он осмотрелся – кругом только лужи. По мокрым булыжникам мостовой цокали, похрапывая, лошади-трудяги и тянули нескончаемые вереницы экипажей.
Никого.
Дойл тряхнул головой и уплатил вознице два шиллинга. Шагнул было к мраморным ступеням и остановился, решив не отпускать кеб.
Слишком поздно. Возница подхватил вожжи и был таков.
Конан Дойл помедлил перед изящным шестиэтажным строением, каких много в кварталах Мэйфейра. Холодный мартовский дождь застилал глаза. С неожиданным для взрослого человека проворством Дойл запрыгал по лужам, придерживая шляпу и стараясь не забрызгать новое пальто.
Вход в дом номер сорок два украшала великолепная дубовая дверь багряного цвета. Медный дверной молоток изображал птицу феникс в горящем гнезде.
Точь-в-точь водяной знак на бумаге.
Путник взялся за молоток и резко стукнул. Отзвук удара прогремел, как пистолетный выстрел. Дойл хотел повторить, но дверь распахнулась, и он выпустил медную рукоятку из пальцев.
Лакей в красном тюрбане сикха, видимо, караулил в коридоре.
Его ждали.
Слуга почтительно склонился перед Конан Дойлом, жестом приглашая войти. Богато обставленную прихожую окутывал полумрак, а от холода изо рта вырывался пар. Лакей принял у гостя пальто и шляпу и сопроводил его к двустворчатой двери.
– Саиб подождать здесь, – произнес он с сильным акцентом.
Снова поклонился и распахнул дверь.
Конан Дойл сделал шаг… и отпрянул. В комнате, лишенной окон, тускло мерцал газовый рожок, и различить можно было только диваны-канапе и книжные полки.
– Погодите! – воскликнул он возмущенно. – Я останусь в темноте?
Игнорируя его протесты, слуга со всей учтивостью, но решительно закрыл дверь.
– Ждать! Чего ждать? Что происходит? – неистово кричал Дойл и дергал ручку.
Она не поддавалась. В ярости он ударил по створке кулаком.
– Ты же запер меня, олух…
И тут Конан Дойл осекся. Вовсе это не оплошность.