- Разве? Мы с Мэй провели в Жабьей Заводи уже целых две ночи и за это время не встретили в ней никого опаснее комара.
Нуар, фыркнув, отвесил другу ласковый подзатыльник.
- Хорош дурачиться, это не шутки, - сказал Рэй, нахмурившись. - Что будет, если твою нору вдруг обнаружит бескрылый? Или дикий кур? У тебя ребёнку всего один разлив. Как быть, если ты, не приведи Летящий, заболеешь или повредишь крыло?
- Буду тогда сидеть дома и следить за Эни, пока не выздоровлю. Мэй, если хочешь знать, охотится куда лучше меня. А что касается бескрылых и прочей нечисти, то я им просто невыгоден. Кто станет лезть на обрыв ради одной-единственной норы?
Нуар легонько похлопал Рэя крылом по плечу.
- Брось, братан. Если Грис вбил себе в голову, что хочет жить на отшибе, словно какой-нибудь тхаку**, то его и сам Летящий не переубедит. Но знаешь что, Грис? Думаю, в ближайшую луну я буду постоянно занят и больше не смогу выбираться проведать тебя. Айа должна родить с ночи на ночь. Так что если захочешь увидеться, прилетай к нам сам.
А Рэй, хмуро кивнув, добавил:
- А ещё лучше, перебирайся обратно на Майвин, пока не случилось какой-нибудь беды. Это плохое место, Грис. Здесь раньше был посёлок клана Найкиру.
- Да? - встрепенулся Грис,- И почему же они покинули заводь?
- А они её и не покидали. Посёлок уничтожила чёрная гниль. Мать рассказывала мне, что это за болезнь. Сперва крылатый слабеет, становится вялым и очень горячим. Через две-три ночи его тело покрывается множеством зудящих болячек, которые вскоре превращаются в язвы, и кожа начинает отваливаться, отгнивать лоскутами. Потом крылатый умирает. Найкиру умерли все, от мала до велика. И те, кто прилетал к ним, тоже умерли. С тех пор прошло уже десять разливов, но на месте их посёлка никто не селится и не роет нор. Ловцы тоже стараются лишний раз сюда не заглядывать. Болтают, будто в Жабьей заводи бродит призрак, мёртвый тхаку со сгнившими крыльями, и любой встретивший его вскоре заболеет и умрёт. Кое-кто, правда, считает, что это не призрак чёрной гнили, а последний из Найкиру: он умер, но не может отправиться к Летящему, так как некому опустить его тело в реку.
- Бред, - заметил Нуар, - Сколько раз здесь охотился, и никогда никого не встречал.
- Да я тоже думаю, что призраки - это больше детские страшилки и хмельная болтовня, - поморщился Рэй, - Но эха без голоса не бывает. Сдаётся мне, что просто в этих местах болтается какой-то подозрительный тхаку. Мрак знает, кто он, почему поселился на месте вымершего посёлка и за что его выперли из клана. Так что будь осторожен, Грис, и держи ухо востро.
Под утро, попрощавшись с гостями, Грис и Мэй вдвоём сидели на бровке обрыва. Око медленно поднималось из-за виднокрая, заливая небо слепящим светом. Вдруг игравший на полянке Эни с жалобным писком кинулся к отцу и всем телом прижался к нему.
- Что случилось, малыш? - спросил Грис, осторожно гладя его крылом.
- Там этот! Я его видел!
- Кого, милый?
- Мёртвого тхаку. Я его боюсь…
Спрятав сына под крыло, Грис прошерстил тревожным взглядом заросли жимолости вокруг.
- Ну хватит, - строго сказала Мэй, - Никаких мёртвых тхаку не существует. А если даже один такой случайно забредёт сюда, я задам ему отменную трёпку, и он пожалеет о том, что сунулся к нашей норе. Всё, Эни, тебе пора спать.
Уложив малыша, Мэй снова выглянула из норы. Грис по прежнему сидел на летке, чутко вслушиваясь в звуки наступающего дня.
- Вот и оставляй с вами ребёнка! - возмутилась Мэй шёпотом, - Уж не знаю, о чём вы при нём болтали, но он еле заснул!
- Не сердись, милая. Просто у малыша слишком живое воображение. Рэй пересказал мне кое-какие местные страшилки, а Эни услышал… Оказывается, когда-то тут жили крылатые, но посёлок давно заброшен, вот о нём и болтают всякую чепуху.
- То-то мне здесь сразу не понравилось, - буркнула Мэй. Но тут из норы донёсся тихий плач.
- Лечу, сынок! - откликнулась она и проворно вернулась в спальню. А Грис, ещё раз безо всякого результата пробежав взглядом по притихшим кустам, решил нынче лечь спать в коридоре. Что бы не бродило по этим берегам, с ним оно встретится раньше, чем доберётся до его семьи.
Среди дня его разбудил неясный шорох снаружи. Моментально стряхнув с себя дрёму, Грис расправил уши и повернул голову к выходу. У летка было пусто. Полуденное Око заливало окрестности зловещим, непроглядным жаром. Чувствуя, как в душе поднимается волна глухого раздражения, Грис выполз из норы - и едва не вляпался в огромную кучу дерьма. Весь помёт, скопившийся на берегу из прошедшие три ночи, кто-то заботливо собрал и свалил при входе.
- Мрак забери! - тихо ругнулся Грис.
- Что там? - тревожным шёпотом поинтересовалась Мэй. Грис невольно вздрогнул: он не заметил, как жена проснулась и подползла вплотную.
- Да так, ничего, - проворчал он, смахивая вонючую кучу вниз, пока Мэй её не увидела, - Мусора ветром накидало. Ветки и всё такое. Вечером схожу выдеру кусты выше норы, чтобы на леток не сыпалась всякая дрянь.
Комментарий к Тихое место
*Полётная песня - особый крик в ультразвуковом диапазоне, издаваемый крылатым во время полёта. У каждого крылатого она своя.
**Тхаку - изгой.
========== Кто притаился в кустах ==========
Поворочавшись немного с боку на бок в беспокойной полудрёме, Грис понял, что больше ему не заснуть. Он потихоньку вылез из норы. Послеполуденное Око жгло свирепо и ярко, заливало окрестности слепящим жаром. Куча дерьма опять лежала на летке перед самым входом и исходила густой вонью. “Мрак подери, - подумал Грис, снова спихивая её под обрыв, - Уже даже не смешно. Найду, кто это делает - оборву крылья по самые пятки. И ведь так тихо прилетает, гад! Кстати, непонятно, как он вообще летает по такой светлоте без полётной песни, не видно же ни зги.”
Ещё чуть поразмыслив, Грис пришёл к выводу, что прежде всего следует сгонять туда, где ему прошлой ночью попался на глаза след чужого крылатого. Даже если житель заброшенного посёлка не виноват в возникновении кучи на летке, он может знать, кто и зачем так странно забавляется. Грис зажмурился поплотнее, чтобы Око не жгло глаза, и поднялся в воздух, ощупывая обрыв своей полётной песней.
Прогалина в кустах, на которую он садился вчера, нашлась без особого труда. Зацепившись когтями за грунт, Грис снова прижался к склону и заглянул в прохладный полумрак под цветущими ветвями. Всё было так же, как в прошлый раз: тишина, запустение, обвалившиеся и заросшие молодыми побегами кустарника норы. И - чёткий, свежий след когтей на летке перед одной из них. Грис подполз поближе, поскрёб когтями стену возле входа. В ответ не раздалось ни звука, как, впрочем, и следовало ожидать. “Эй, - позвал Грис, - Я знаю, что ты здесь. Вылезай, или я сейчас зайду к тебе сам.” Тишина в норе никак не откликнулась. “Ну что ж, молчание - знак согласия,” - громко сказал Грис и нырнул в коридор.
Хозяин норы был дома. И хозяйка тоже. Они лежали, обнявшись, на давно истлевшей и рассыпавшейся в пыль траве, а между ними свернулся клубочком чёрный, сморщенный младенец. Видимо, все трое умерли в самый разгар суши: жара превратила их тела в кости, туго обтянутые ссохшейся плотью. “Прости, крылатый, я не знал,” - шепнул Грис, поспешно пятясь к выходу. Оказавшись снова под небом, в тени жимолости, сквозь которую местами пробивались зловещие лучи Ока, он ещё раз внимательно осмотрел след на летке. Отпечаток был свежим, оставленным не позднее полудня. “Нет, этого не может быть, - подумал Грис, - Мёртвые не ходят и не летают. А призраки не оставляют следов. Значит, здесь что-то другое. Не посмотреть ли повнимательнее, что делается у остальных нор?”