– Господи, Лиз, ты чего? Ну, нельзя же так… пойдем-ка быстренько, умоешься… все нормально, сейчас, сейчас… Игорь, займи ты их чем-нибудь, что это с ней, не знаю! Все о’кей, сейчас мы вернемся, это стресс, и все. Игорь, ну скажи ты им что-нибудь!
– И скажу! – заглушил всеобщие причитания вальяжный начальственный бас. – Скажу я, во-первых, что Лизе я ничего переводить не позволю. Совещание окончено. Я этого безобразия не потерплю, ясно? Мы здесь не шутки шутим, и балаган этот… короче, мы сейчас поговорим, и через полчаса… ladies and gentlemen, half an hour later, OK? Чтоб через полчаса – ясно? – мы обсуждали не этот бред, а нормальную постановку. Нормальную! Это вам не… не кабак с канканом и не… – он на мгновение запнулся, видимо не найдя ничего более оскорбительного, но положение не позволяло ему медлить, и Игорь Сергеевич, исполненный праведного гнева, решил поставить точку: – Это, между прочим, «Лебединое озеро», блин!
Лучше не придумаешь.
Или хуже – как посмотреть. «Лебединое озеро» – блин! Прелестное сочетание, как раз в духе установившегося маразма.
Слово «блин» в его непрямом значении Лиза ненавидела.
И была рада, что практически избавлена от общения с людьми, активно его употребляющими. Правда, при этом она вообще была почти избавлена от общения с говорящими по-русски, но что поделаешь. Приняв когда-то решение переехать в Измир, жить здесь и растить здесь детей, она ни на минуту об этом не пожалела.
Она влюбилась в него сразу, как только увидела. Так бывает с людьми, но чтобы с городами? Все-таки в городе надо родиться, или прожить часть жизни, или пережить в нем что-то особенное, или быть готовым на эту любовь заранее, как готовы влюбиться в Париж все отправляющиеся туда русские путешественники. А Лиза глянула в иллюминатор – и не смогла отвести глаз. Бело-карминный город, расположившийся на зелено-синих горах вокруг голубого залива, он словно ждал ее все пять тысяч лет своего существования, он улыбался ей, именно и только ей, – и Лиза улыбнулась в ответ и так и стала жить с этой улыбкой.
По утрам она непременно взглядывала в окно.
Вернее, в окна, поскольку они в ее квартире выходили на три стороны, и она обязательно смотрела во все три. С одной стороны было море, его цвет никогда не был одинаковым, а если и бывал, то Лиза успевала забыть когда-то виденный оттенок и радовалась ему как новому. Жаль, нет таланта, к этому окну бы Айвазовского какого-нибудь посадить! С другой стороны, из спальни, был вид на горы, немного уже обжитые и испорченные человеком, но почему-то даже многоэтажки не вызывали у Лизы никакого неприятного чувства. Они были умело расставлены на этих горах, вписаны в пейзаж так, что не портили его, а по вечерам вспыхивали огнями люстр и фонарей, и гора не пропадала в темноте, а превращалась в какую-то сказочную гору самоцветов.
Из комнаты старшего сына она смотрела на парк и небо. Это было не простое небо – эта часть его располагалась над Гюзельбахче, примыкающим к Измиру пригородом, и Лиза уже знала, что по каким-то неведомым ей законам погода в город приходит оттуда. Если над Гюзельбахче появлялись облака, следовало брать с собой зонтик, и наоборот, если там виднелся хоть малейший просвет в тучах, значит, скоро прояснится. Ветер при этом, как ни странно, мог быть любым; впрочем, здешний ветер, если уж принимался дуть, дул сразу отовсюду, делая совершенно бесполезными плащи и зонты, опрокидывая легкие стулья на балконах и пригибая к земле тонкие мимозы.
Осмотрев небо, чтобы знать, как одевать детей, она опускала глаза на парк. Он принадлежал не их кооперативу, а местной префектуре, был совсем небольшим, но сколько в нем было цветов, продуманно подстриженных деревьев, аккуратно выложенных дорожек! Каждый день несколько облаченных в желтые плащи рабочих приезжали сюда на специальной машине, что-то подстригали, подметали, причесывали, а в сухое время года обязательно поливали из огромной цистерны. И смотреть на их утренние хлопоты тоже было приятно.
Она любила в Измире все: узкие, старые улочки центра, причудливые изгибы залива, разноцветную зелень непривычных деревьев, прозрачность ароматного воздуха, позволяющую в хорошую погоду разглядеть дома на другом берегу, зимние дожди и неожиданные радуги, зависающие над морем, улыбчивых, всегда готовых помочь иностранке людей и свой хорошо налаженный, продуманный быт.