Наконец, был еще один случай, пожалуй, самый нелепый и ужасный. Один старичок, живший в доме напротив и часто посиживавший во дворе за чтением газет, в то время как его маленькая собачка бегала по двору, как-то раз присел на свою любимую лавочку поблизости от хоккейной коробки, где Женька с товарищами играл в футбол. Сел и стал читать, а потом вроде бы задремал. Женька с ребятами, наигравшись вволю, убежали по домам, а старичок все так же сидел на скамеечке, и вокруг него вертелась его собачка, отстегнутая от поводка. По двору мимо скамейки прошел не один десяток людей, многие из которых хорошо знали этого старичка, а некоторые, проходя мимо него, даже говорили: «Здравствуйте!» или «Добрый вечер!». Лишь тогда, когда стемнело и собачонка, набегавшись досыта, стала сперва теребить старичка за брюки — мол, пора домой, хозяин! — а потом тревожно затявкала и, наконец, жалобно завыла, кто-то догадался, что дело неладно… Оказывается, старичок вовсе не заснул, а умер. И даже бабки, его ровесницы, которые все про всех во дворе знали, толком не выяснили, отчего он скончался. Просто сердце остановилось — и все.
Почему именно этот случай произвел на Женьку такое сильное впечатление, трудно сказать. Наверно, потому, что он хорошо понимал, отчего мог бы погибнуть, если б ему на голову сорвалась сосулька или если б он сидел в «Ауди», которая ударилась о столб, а тихая и незаметная смерть старичка содержала в себе какую-то загадку, тайну, неизвестность. То есть, конечно, врачи потом установили, отчего умер этот дедушка, составили медицинское заключение, где все по-научному объяснили и записали. Но Женька-то этого заключения не видел, а если б ему и дали его прочитать, то все равно ничего бы не понял. Зато он прекрасно помнил, как этот старичок выходил из своего подъезда, опираясь на палочку, с собачкой на поводке и с газетой в кармане — почти так же, как вчера, позавчера, поза-позавчера и еще много раз до этого. Ведь этот старик вышел на пенсию еще до того, как Женька родился! То есть можно сказать, что в течение всей Женькиной жизни он в одно и то же время выводил гулять свою собачку и садился на лавочку читать газету. Во всяком случае, когда погода позволяла. Много-много раз он садился на эту скамейку и разворачивал газету, будучи совершенно уверен в том, что, дав собачке погулять и подышав свежим воздухом, не спеша вернется в свой подъезд, поднимется на лифте в квартиру и продолжит жизнь по своему стариковскому распорядку. Может, книжку почитает, может, телевизор посмотрит, а может, просто вздремнуть приляжет. И в тот роковой для него день старичок, садясь на скамейку, наверняка не знал, что уже не вернется домой. Вот страшно-то!
Жуть пробрала Женьку, когда он вспомнил об этой тихой, незаметной, внезапной и вроде бы совершенно беспричинной смерти. Пришел человек посидеть на лавочке, почитать газету. Никто на него не нападал, никто в него не стрелял, ничего, кажется, у него не болело. Задремал и умер!