— Он у тебя? — спросил Мок, вешая шляпу на крючок.
— Он у меня в госпитале, — уточнил Рютгард, принимая у гостя трость.
— Сестра сказала мне, он у тебя.
Мок направился по хорошо знакомому коридору к кабинету доктора. Корнелиус последовал за ним.
— Совершенно верно. — Рютгард расположился за кофейным столиком и жестом пригласил Мока сесть напротив. — Он у меня в госпитале.
— Может, она так и выразилась. — Мок обрезал кончик у сигары «Хациф», которой его угостил Рютгард. — Вроде бы именно так… Я был настолько изнурен и измучен, что уже ничего не соображал.
— Я читал сегодняшнюю «Бреслауэр ноесте нахрихтен» и все знаю. Радуйся. Все кончено. Никто уже не споет тебе сентиментальную балладу о бреславльском вампире. Я заварю кофе. У прислуги сегодня выходной. Кристель тоже нет, поехала на экскурсию под эгидой гимнастического общества «Фриш ауф». — Корнелиус устремил на Мока внимательный взгляд. — Скажи мне, Эббо, как погибла девушка-калека?
— Ее убил я. Нечаянно. — Каштан за окном щедро посыпал землю желтыми листьями.
Шумел ветер, листья кружились в воздухе.
«На море сейчас, наверное, воет шторм», — подумал Мок. — Она на меня набросилась, я ударил ее, она откусила себе язык и захлебнулась собственной кровью. Такое возможно, Корни?
— Разумеется. — Забыв про кофе, Рютгард достал из буфета графин благородного брантвейна и две рюмки. — Это тебя поддержит лучше, чем кофе и пирожное. — Рютгард ловко налил. — Разумеется, возможно. Собственная кровь попала ей в дыхательные пути. Если человеку открыть рот и влить стакан воды, он может захлебнуться и умереть. А если откушен язык, крови наверняка будет больше, чем стакан.
— Я убил ее. — Мок почувствовал резь в глазах. Под веками хрустел песок недосыпа. — И я убил еще одну женщину. То есть ее убили из-за меня. Женщину, которую полюбил, шлюху и фордансерку… Я провел с ней три недели в Рюгенвальдермюнде.
— Ее фамилия Кизевальтер? — спросил Рютгард, указывая на газету.
Мока поразило, каким напряженным сделалось у доктора лицо, словно окаменевшая маска боли предстала сейчас перед ним. Своими железными пальцами Рютгард схватил Эберхарда за бицепс. По-прежнему силен, недаром тогда в Кенигсберге сам дотащил Мока до госпиталя.
— Что случилось, Корни? — Мок поставил на стол полную рюмку.
— Брат, — выдавил Рютгард, — как мне тебя жаль… Ведь это, — Корнелиус хлопнул ладонью по фотографии в газете, — девушка твоей мечты, материализация твоих снов, это твоя несуществующая сестра милосердия из Кенигсберга…
Мок вытер мокрый лоб. Кабинет доктора Рютгарда удлинился и сузился, окно превратилось в далекую светлую точку, картины на стенах выгнулись ромбами, голова Корнелиуса провалилась в плечи. Ванная комната была рядом. Мок споткнулся о порог, рухнул на пол и ударился головой о край унитаза. Боль была такая сильная, что слезы навернулись на глаза. Мок зажмурился, чувствуя, как теплая шишка пульсирует у него на лбу. Когда он открыл глаза, мир обрел привычные пропорции. В дверях стоял Рютгард, и размер головы у него был самый обыкновенный. Мок привстал, подогнул под себя ноги, достал из пиджака маузер, проверил, заряжен ли пистолет, и процедил сквозь зубы:
— Либо я убью себя, либо этого мерзавца, который должен был ее охранять…
— Постой, — Рютгард крепко ухватил его за запястья, — не надо никого убивать. Сядь на диван и все спокойно расскажи. Мы найдем выход, вот увидишь… Ведь девушка просто пропала, может быть, она еще жива…
Чуть ли не силой уложив Мока на бархатный диван в кабинете, слишком короткий, чтобы как следует вытянуть ноги, и подсунув под голову подушку, доктор снял с друга ботинки, приложил к шишке на лбу холодный нож, употребляемый для вскрытия конвертов.
— Ничего я тебе не скажу. — Моку явно стало легче. — Я не могу об этом говорить, Корни… Не могу…
— Дорогой мой, ты даже не представляешь себе, насколько целительна может быть беседа с человеком, который тебе сочувствует… — Доктор был сама серьезность. Его лицо с седоватой, ровно подстриженной бородой излучало дружелюбие, глаза за стеклами пенсне светились умом. — Послушай, мне известна терапия, которая очень положительно воздействует на пациента, когда тот не хочет или не может до конца довериться психологу…
— Ты не психолог, Рютгард. — Мока охватила сонливость. — А я не твой пациент. Сифилиса у меня пока что нет.
— Но ты мой друг. — У Рютгарда вдруг будто язык отнялся, прошло чуть ли не полминуты, прежде чем ему удалось договорить. — Единственный друг за всю мою жизнь….