— Послушайте-ка, матрос, — сказал Мок. — Как только появится директор Вошедт, покажите его мне.
— Слушаюсь, герр полицмейстер, — ответил Олленборг.
— Еще вот что. — Мок знал, что вопрос следует сформулировать умело. Но думать не хотелось. Только пить. — Может, вы слышали что-нибудь о четырех молодых мужчинах двадцати — двадцати пяти лет? Красивые бородатые матросы. Может, они пытались здесь наняться на работу? Может, вертелись в порту? На них было кожаное исподнее. Вот их посмертные фотографии.
— Я никому в штаны не заглядываю, герр полицмейстер, — обиженно произнес Олленборг, внимательно изучая снимки. — Ведать не ведаю, какие на ком кальсоны. Так, вы думаете, это были матросы?
— Кто здесь задает вопросы? — Мок повысил голос, чем вызвал интерес у проходящей мимо блондинки в голубом платье.
— Не видел, не слышал, — улыбнулся Олленборг. — Если позволите, герр полицмейстер, я дам вам совет. Barba non facit philosophum.[8] Что вы на меня так смотрите? Удивляетесь, что я знаю латынь? Когда-то я плавал в Африку и во время рейсов зачитывался «Крылатыми выражениями» Бахмана. Почти всю книжку наизусть выучил.
Говорить Моку не хотелось. Сегодня он с трудом подбирал слова. В молчании Мок смотрел вслед блондинке в длинном голубом платье и вуали. Она двинулась было в сторону стола, но вдруг повернулась, подошла к продавцу мороженого и лимонада и улыбнулась ему. Ее длинная точеная шея, спрятанная под высоким кружевным воротничком, на мгновение приоткрылась. На шее явственно проступали темные наросты, напоминающие чешую. Продавец налил блондинке лимонада без очереди. «Где я видел эту девушку с покрытой коростой шеей? — спросил себя Мок и тут же ответил: — Верно, в каком-нибудь борделе». Не в первый уже раз в своей скучной жизни, которая, казалось, вся состояла из регистрации проституток, пьянок и отчаянных попыток сохранить уважение к отцу, Мок осознал, что в каждой женщине видит шлюху. Но не это его испугало. Для Эберхарда Мока давно стали привычкой невеселые мысли и показной цинизм, он хорошо знал своих демонов. Но допустим, он женится и однажды его преданная доселе жена вернется домой поздно. В дыхании ее запах алкоголя, в глазах фальшь, тело сыто и довольно, на груди следы страстных укусов. Что тогда будет с ним? Что учинит гроза равнодушных проституток и венеричных альфонсов? Насколько было бы лучше, если бы весь женский род состоял из явных шлюх! Все было бы ясно, никаких неприятных сюрпризов.
Мрачные мысли Эберхарда прервал вахмистр Смолор.
— Директор порта был у себя в конторе. — Смолор старался перекричать оркестр, который теперь играл марш времен колонизации Восточной Африки.
— И что, он вместе с женой занимался спуском? — Олленборг выплюнул окурок.
— Наверное, — буркнул Смолор и пальцем указал на блондинку, пьющую лимонад из стакана с толстыми стенками. Экзема ее не так уж и бросалась в глаза. — Довольная какая, а?
— Это и есть жена директора речного порта? — спросил Мок.
— Я разыскал его кабинет. Вошел. Там был он и вот эта самая, которая сейчас пьет. Я представился. Директор огорченно сказал ей: «Пока, женушка. Я сейчас приду».
— Веди меня в контору. — Мок поднялся на ноги. Язык у него вроде развязался. — После спуска в жену и перед спуском на воду директор ответит нам на несколько вопросов.
— Я уже спросил. — Смолор вынул блокнот. — И показал ему снимки. Убитые ему незнакомы. Вот список бреславльских посредников, вербующих матросов на суда речного пароходства.
— Откуда вы знали, о чем я его собираюсь спросить? — Мок по достоинству оценил краткость и деловитость своего сотрудника, хоть и не подал виду.
— Догадался. Работаем-то вместе. — Смолор достал из кармана бутылку портера. — Насчет пива я тоже догадался.
— Вы незаменимы. — Мок благодарно пожал Смолору руку.
Оркестр заиграл «Поднятие германского флага». Из-за угла здания показался краснолицый господин лет пятидесяти в цилиндре. Налитые кровью щеки, казалось, сейчас лопнут, а пуговицы на распираемом жирным телом жилете отлетят. Толстяк подошел к столу, взял бокал с шампанским и провозгласил тост.