— Это водонапорная башня, да? — шепотом спросил Гарбе, показывая на квадратное кирпичное здание слева по борту.
Полицейский кивнул в ответ и повернулся к сидящему напротив сослуживцу, в руках у которого был закрытый на замок саквояж с надписью «Вещественные доказательства».
— Смотри-ка, Райнерт, как мы быстро доплыли. Я же говорил — по Одеру получится быстрее.
— Ты со своим талмудическим умом никогда не ошибаешься, Кляйнфельд, — ворчливо отозвался его собеседник.
Матрос Гарбе посмотрел на стальную паутину Королевского моста (заклепки особенно его заинтересовали) и прибавил газу. Было жарко и сонно. Полицейские смолкли. Когда мост остался позади, Гарбе повнимательнее вгляделся в лица своих пассажиров. У четырех из них были усы, у одного — борода, еще один был гладко выбрит. Бородач попыхивал трубочкой и шепотом переговаривался с сидящим рядом с ним усатым блондином. Оба каждым своим словом и жестом давали понять, что командуют здесь они. Лица Кляйнфельда и Райнерта также украшали небольшие усики. Рыжие усищи щетинились и под носом у коренастого молчаливого полицейского, сидящего бок о бок с бритым плотным брюнетом с усталым взглядом. Брюнет то и дело наклонялся поближе к воде и вдыхал сырой воздух, после чего его разбирал кашель — упорный и сухой, словно что-то поцарапало ему глотку. Заходясь от кашля, брюнет опирался на пулемет, которым был вооружен глиссер, и не отрывал глаз от воды.
Матрос Гарбе заскучал и посмотрел вверх на конструкции Лессингова моста, под которым они проплывали. Сверху что-то капало — вода или лошадиная моча. Гарбе постарался так сманеврировать суденышком, чтобы на него не попало ни капли. Когда они прошли под мостом, Гарбе догадался, что пропустил очень важный фрагмент разговора.
— Ваше превосходительство, я так и не понял, — в голосе брюнета слышалось едва сдерживаемое бешенство, — зачем меня и моего человека вызвали на это преступление? Не могли бы вы, как мой непосредственный начальник, разъяснить, что происходит? Круг моих обязанностей увеличился?
— Я дам вам необходимые разъяснения, Мок. — Блондин с усиками говорил дискантом. — Но сначала напомню: я не обязан разъяснять вам что бы то ни было. Слыхали о такой штуке, как приказ? Если служишь в полиции, надо выполнять приказы. Крепкий желудок тоже не помешает. Впрочем, подчиненные могут блевать хоть по сто раз на дню. Главное, чтобы приказ был выполнен. Вы меня поняли? И не величайте меня «вашим превосходительством», тоже мне шутник выискался.
— Так точно, герр советник! — гаркнул Мок.
— Чудно. — От улыбки светлые усики задрались кверху. — А теперь подумайте сами, зачем тут понадобились и я, и вы? Почему криминалькомиссар Мюльхаус попросил нас помочь?
— Голые трупы и мешочки на яйцах, — пробурчал рыжий усач. — Может, они педики. А эта публика известна нам в III-б.
— Отлично, Смолор. Я вас, правда, не спрашивал, но вы все изложили верно. Четверо убитых педерастов. Юрисдикция комиссара Мюльхауса и нашего отдела III-б. С сегодняшнего дня вы и Мок командируетесь в комиссию убийств в распоряжение комиссара Мюльхауса.
— Но ведь из наших людей Лембке и Мараун лучше знают среду гомосексуалистов. — Брюнет вскочил так резко, что глиссер покачнулся. — Мы со Смолором только переписываем девчонок и время от времени трясем подпольные клубы. Тогда почему…
— Во-первых, Мок, — подал голос бородач с трубкой, — герр советник Ильсхаймер уже объяснил вам, какое значение в работе полиции имеет приказ. Во-вторых, мы не знаем, были ли эти четверо моряков гомосексуалистами. Выясните, кто еще мог носить кожаные мешочки. И наконец, в-третьих, герр советник Ильсхаймер много мне о вас рассказывал. Я знаю, что не удержал бы вас от проведения своего, частного расследования. А на что вам частное расследование, если можно заниматься этим делом официально под моим руководством?
— Не понимаю. — Брюнет говорил медленно и хрипло. — Какое еще частное расследование? Зачем мне заниматься убийством каких-то педерастов?
— Затем. — Бородач окутался ароматным дымом трубочного табака «Бадиа». — Прочтите-ка вот это. Данный кусочек картона был заткнут за ремешок кожаного чехла одного из убитых. Вслух, пожалуйста.
Матрос Гарбе уже не замечал ни старинного здания силезской регенции,[2] которое как раз показалось слева, ни госпиталя Святого Иосифа по правому борту. Все его внимание было поглощено таинственным посланием, которое оставил убийца.
— «Блаженны невидевшие и уверовавшие.[3] Мок, сознайся, что совершил ошибку, признайся, что уверовал. Если не хочешь больше вырванных глаз, сознайся в ошибке».