Я смотрел на фрейлейн, она — на меня. Кажется, оба остались недовольны. Передо мной была молодая особа, с тонкими губками и близко посаженными глазками. Плоская грудь под старым заштопанным платьем и вылинявший чепец обаяния не добавляли. Полагаю, фрейлейн тоже узрела не рыцаря в сверкающих доспехах, а немолодого, давно не бритого солдата, одетого в потертый кожаный камзол, видавшие виды серые штаны, пришедшего забрать ее дом.
— Схожу посмотрю, как там конюшня, — зачем-то сообщил я, хотя и не должен был отчитываться ни перед бывшей хозяйкой, ни перед служанкой.
Оставив женщин на пороге, кивнул гнедому — пошли, мол, инспектировать.
Ремонтом конюшни мы с Гневко остались довольны. Дыры в стенах заделаны, плотники устанавливали новые ворота, на крыше люди сидят, меняют черепицу. Если так дело пойдет, то и впрямь к вечеру закончат.
— Здравствуйте, господин Артаке! — подскочил ко мне радостный Томас. Переведя взгляд на Гневко, расплылся в улыбке:
— Ух ты, какой красавец!
Мы с гнедым покосились друг на друга и кивнули. Наш человек! Разумеется, Гневко и так знал, что он красавец, но кому ж неприятно, если похвалят?
— Господин Артаке, а можно его погладить? — поинтересовался конюх.
«Ты как, не возражаешь?» — посмотрел я на Гневко и, когда тот раздул одну ноздрю, кивнул старику.
— Ох ты, какой красивый, статный! — ворковал конюх, оглаживая гриву и потирая бока жеребца. Гневко, к моей тайной ревности, просто-таки разомлел от ласки. — Господин Артаке, может, его расседлать? Пусть отдохнет. Устал небось…
Гневко едва не заржал. Ему приходилось ходить под седлом целыми сутками. Бывало, у меня отваливалась задница, а ему — хоть бы хны. Все-таки боевой был конь, а не парадная кобыла для каких-нибудь праздничных выездов.
Но расседлать коня я разрешил. Мы никуда не спешили, а мне было нужно посмотреть на Томаса за работой. Не так уж часто я набирал себе слуг.
Томас довольно ловко для своих лет расстегнул подпругу, снял седло. Провел ладонью по спине:
— Чистенькая спинка, ни ссадин, ни потертостей. Молодец твой хозяин, бережет он тебя! А тут чего? Шрам! А вот и еще один! И еще… — Повернувшись ко мне, конюх укоризненно спросил: — Как же вы так, господин Артаке?
Я лишь развел руками. А что тут скажешь? В бою ведь не только мне перепадает, но и коню. И погибают кони значительно чаще, нежели всадники. И мой гнедой — что уж греха таить, жив до сего дня только потому, что его хозяин редко в атаки ходит, а больше командует. Виноват — теперь уже нужно говорить в прошедшем времени.
Гнедому же выговор конюха не понравился. Повернув голову к Томасу, слегка рыкнул:
— И-гр-р.
Получилось так убедительно, что Томас остолбенел. Очухавшись, конюх вытер вспотевший лоб. Поставив на место отвисшую челюсть, перевел дух. Покачивая от изумления головой, старик не сбежал, а принялся осматривать копыта. Придирчиво осмотрел каждое, потрогал подковы, пощупал гвозди, поскреб — нет ли где затаившихся гнойников, остался доволен. Но дальше ему опять пришлось удивляться. Перекинув уздечку через голову коня, Томас потянулся к пряжке:
— Господин Артаке, а где мундштук?
Старик держал в руках уздечку, где все вроде бы было на месте — повод, ремешки, но почему-то отсутствовали грызло и кольца.
— Потеряли, — равнодушно ответил я. — А может, Гневко перекусил и выплюнул.
— Перекусил? А…
Кажется, Томас был скорее готов поверить, что жеребец способен перекусить грызло, нежели в то, что на узде его никогда не было. Зачем засовывать ему в рот железяку, причинявшую боль? Мы с жеребцом и так прекрасно понимаем друг друга, а чужое непонимание переживем. Томас внимательно осмотрел уздечку, понял-таки, что к чему, и вымолвил:
— Я, господин Артаке, семьдесят с лишним лет на свете живу, но такого не видел.
— Так ты сам говорил, что конь умница, — усмехнулся я.
— Да я не про коня, а про хозяина. Кони-то, они все разумные, а люди не очень.
— Все когда-нибудь бывает впервые, — хмыкнул я, повторяя расхожую мудрость. — Ладно, вы тут пока без меня побудьте, а я пошел. Да, вот еще что, — обернулся я к Томасу. — Оказывается, у вас живет дочь прежнего хозяина? С чего вдруг такая щедрость?
— Жалко девку. Дома лишилась, родственников нет, — вздохнул Томас. — А замуж ее кто возьмет? Бесприданница и на рожу не шибко… Вот мы с Курдулой ее и приютили. Вы уж простите, что сразу не рассказали. Думали, вдруг да прогоните девку.
— А теперь, думаешь, — не прогоню?
— Вы — хозяин, — пожал плечами Томас. — Земля ваша и дом, где мы живем, он тоже ваш. Но я так скажу, что гнать не стоит. Убытков от нее нет. Вы же вроде бы нас с Курдулой на службу берете? Ну, коли мы при службе, то, пока живы, Кэйтрин прокормим. Раньше-то хуже было.