И тут, Фицрой Фостер, старушка поведала мне самую неправдоподобную историю. Эта двоюродная сестра Гизела была любимой дочерью Карла — жизнерадостной, доброжелательной, красивой и умела обращаться с животными, как и все в этой семье.
«Мы, Умлауфы, — объяснила Тея, — лучше разбирались в неодушевленных предметах, в то время как Хагенбекам казалось, что животные — их друзья, но Гизела преуспела в этом лучше всех. С самого детства одно ее присутствие успокаивало зверей, она обуздывала их дикость взглядом и улыбкой».
Поэтому вполне естественно, что отец взял шестнадцатилетнюю Гизелу в Чикаго, где его грандиозный цирковой номер открывал Всемирную Колумбову выставку 1893 года. Шоу Хагенбека произвело фурор: тигры на трехколесных велосипедах, медведи-канатоходцы, рабы мужского и женского пола в триумфальном шествии, загипнотизированные обезьяны, попугаи, говорящие на множестве языков, римские гладиаторы, покоряющие львов. Поищи Стивена Райса, нанятого Хагенбеком для шоу в Чикаго, потому что он обучал бегемотов танцевать под арабскую музыку в цирке Барнума, но, возможно, более важно, что он был племянником британца, также торговца животными, который женился на сестре Хагенбека (что за семья!).
Задержки в строительстве купола цирка к торжественному открытию настолько обеспокоили Хагенбека, что он забыл, что стоило бы присматривать за нахальным Стивеном. Или за своей своенравной дочерью. Однажды она и молодой мистер Райс просто испарились. К тому времени, когда Хагенбек через детективное агентство Пинкертона выследил парочку в Нью-Йорке, Гизела была беременна. И умерла в конце 1893 года при родах, произведя на свет недоношенную девочку Маргаретту.
Карл запретил упоминать имя дочери. Ее словно стерли, она как будто не существовала. Да так успешно стерли, что Тея не знала, что у нее вообще была старшая двоюродная сестра по имени Гизела, пока в 1912 году дядя Карл, подозревая, что ему осталось недолго, не рассказал ей всю мрачную и скандальную историю. Разоблачение случилось из-за письма неизвестной внучки Маргаретты, которая умоляла кого-то из родных присутствовать на ее свадьбе. К письму была приложена великолепная фотография — те же безупречные глаза, сочный рот и водопад волос, которые Плзела перед смертью передала дочке.
По словам Теи, усталое сердце дяди Карла растаяло при виде потерянной любимицы, словно бы воскресшей много лет спустя, — о, волшебство фотографии! — и он предложил Тее поехать на свадьбу. Он считал, что Тея единственная во всем семействе, кому он может доверять и кто никогда не раскроет постыдный секрет. «Потому что его сердце могло растаять, но гордость оставалась безжалостным обломком льда. Он знал, что мне не терпится сбежать от удушающего надзора трех моих братьев, и через своего друга мистера Хорнадея выбил для меня место в Музее естественной истории на Манхэттене. В качестве дополнительного стимула он пообещал завещать мне круглую сумму. Мне нужно было всего-то пересечь Атлантику, незаметно появиться на свадьбе и передать привет внучке — возможно, фотографию — намек на примирение со стариком, который одной ногой уже в могиле. Дядя Карл так и не смог простить Стивену Райсу похищение его дочери, но Маргаретта должна знать, что дедушка любит ее».
Похищение, подумала я. Ну-ну.
Тея продолжила, ее старческие подслеповатые глаза не могли различить дьявольский блеск в моих: «Тот разговор изменил мою жизнь. Я провела два счастливейших года в Нью-Йорке и осталась бы там, если бы не разразилась война. Разумнее было вернуться в Германию до того, как Америка присоединится к боевым действиям. Но я привезла с собой воспоминания о подруге моей жизни. Мы с Маргареттой настолько сблизились, что она предложила мне стать крестной ее сына, и мы поддерживали переписку, которая прекратилась только в день ее смерти».
Темнело. Чай давно уже остыл в чашке, а снаружи заходило осеннее гамбургское солнце. День получился очень долгим, а впереди меня еще ждали две долгие недели. Перед уходом я задала вопрос: «А как же Карл Хагенбек? Видел ли он когда-нибудь свою внучку или, может быть, писал ей?» Тея Умлауф покачала головой. Она, разумеется, сообщила ему о свадьбе, но так и не получила ответа. И не удивилась, когда ее брат Генрих прислал телеграмму, уведомив, что дядя Карл скончался — это был 1913 год, так что нет, он никогда не примирился с этой тайной ветвью семьи, и Тея оказалась единственным связующим звеном.