— Наверняка решил проводить эксперименты, делать всякие тесты, узнать, как происходили эти вторжения. Потеряв близких, он упорствовал, пытался превратить личную трагедию в крупное научное достижение.
— Он сошел с ума, — покачал головой отец. — Я так считаю.
— Да, он сошел с ума, — подтвердила Кэм. — И он опасен. Разве вы не понимаете? Если нам удалось собрать на него досье, разве он не может пронюхать все про нас, учитывая его возможности? Мы выслеживаем Генри и его преследователей, Дауни выслеживает нас. Он все знает, Фиц, он понял, кто ты. Как только кто-то вроде меня исследует родословную, любой, кто следит за моим маршрутом, поймет, почему я это делаю, узнает, что у меня есть муж, который пропал из поля зрения и отказывается фотографироваться с тех пор, как у него началось половое созревание. Дауни знает, что это значит: его дочь, должно быть, в подростковом возрасте пережила какой-то сексуальный опыт, после которого все и началось, и ее стало мучить чувство вины. Но это еще не все, мои дорогие.
Мы ждали с нетерпением.
— Если ты не уникален и с Эвелин происходило то же самое, значит, должны быть другие. Ты не одинок, Фицрой Фостер. Кто знает, скольких мужчин и женщин преследуют призраки из прошлого, которые просто ждут, когда мы их найдем.
СЕМЬ
…Почему все живые постоянно затыкают рот всем, кто умер…
За следующие несколько месяцев Камилла изменилась до неузнаваемости. Она с головой погрузилась в бесконечные поиски тех, кого называла братьями и сестрами Генри, жадно искала людей, которые, как и мои предки, могли мучить туземцев.
Понимая, что она настроена серьезно, я пытался увещевать ее. Разве мы не узнали бы, если бы было много случаев, подобных моему? Наверняка бы просочились слухи об их существовании.
Необязательно, ответила она. Кто-то мог по глупости сдаться властям и теперь помещен на карантин в какой-нибудь дыре или лаборатории, где гниет заживо и где его препарируют энергичные руки Дауни. Кто-то мог пойти по пути Эвелин и покончить с собой. Но, возможно, кто-то типа меня мог и скрываться.
Я решил не ставить под сомнение ее вновь обретенную миссию. Может, это был просто предлог, чтобы выйти из дома, где она провела в заключении — пусть и по собственной глупости! — два года. Может, ей полезно компенсировать упущенное время безумным стремлением к активности. Кто мог винить такую яркую женщину, как моя жена, за желание вновь расправить крылья?
Она упархивала рано утром и возвращалась поздно вечером, с ворохом дат и объявлений о выставках, имен импресарио, исследователей и фотографов, копий открыток и рисунков, схем и вырезок из газет. Большинство жертв остались анонимными, забытыми историей, если не считать единственного снимка, в то время как виновные в их муках вели жизнь у всех на виду. Среди них такие похитители, как Вилли Моллер и его египетские караваны, французский антрепренер Жан Тове и его племя кула из Экваториальной Гвинеи, которое показывали в Мадриде, а еще Ксавье Пене, владелец плантации в Дагомее, который перевез шестьдесят семь африканцев против их воли в Чикаго в 1893 году. И, конечно же, вездесущий Якобсен и еще один партнер Хагенбека Йозеф Менгес.
По словам Кэм, жертв опознать труднее, как всегда случается в истории, хотя их куда больше, чем преступников. Яванские танцовщицы и охотники за головами с Борнео, дикарки из Сомали и дикари из Того и Самоа, аборигены из Филиппин и Индонезии, из Абиссинии и Судана, а еще из племени белла кула, зулусские исполнители из Трансвааля, бедуины из Брайтон-Тауэрс, вождь новозеландских маори, хмуро смотрящий с портрета, пленники с Формозы и Окинавы, лилипуты с Кавказа — бесконечный парад ужасов планетарного масштаба. Слепые мальчики и девочки ашанти. Несчастные жители Андаманских островов из южной части Тихого океана. Негр-имбецил из Фута-Джаллона. Известны имена лишь некоторых из них. Саарти Баартман, готтентотская Венера, огромный зад которой приобрел куда большую известность, чем лицо, она выступала в кабаре и цирках, ее рекламировали в карикатурах, открытках и поминали в непристойных шутках, ее скелет сохранили после смерти, а саму ее воплотили в воске в лондонском Музее восковых фигур. Забальзамированная в Лондоне Хулия Пастрана, женщина из Синалоа, бородой которой восхищался сам Дарвин. Конголезцы Гемба, Китуква и Самбо, умершие во время Брюссельской международной выставки летом 1897 года и похороненные среди самоубийц и прелюбодеев — горожане Тервюрена забросали камнями похоронную процессию, что должна была опустить их в освященную землю. Мапхун, африканка с густой шевелюрой, сфотографированная в Манчестере в 1855 году, когда она кормила грудью ребенка с ангельской внешностью. Не сохранились имена данакилей, которых Карл Милано поймал в видоискатель своей камеры в Турине в 1884 году. Просто еще один из бесконечного списка фотографов. Жюль Гран, Жюльен Дамой, Жюльен Лесерф и бесчисленное множество других Жюлей и Жюльенов. А еще Фердинанд Деслайл, Мэтью Брэди, Николас Хеннеман, Карл Гюнтер, Чарльз Дадли Арнольд и Харлоу Хиггинботэм, и даже женщины, например Джесси Тарбокс Билс, а также сестры Герхард — официальные фотографы выставки в Сент-Луисе 1904 года.