– Баррисон! Гарри Баррисон!.. – донеслось откуда-то позади, сквозь стук дождевых капель.
Я добрался домой пешком всего за полчаса, быстро лавируя по мокрым скользким проулкам. По пути мне встретились лишь несколько собачников и унылый торговец с букетами мокрых цветов. Когда я вошел в темный сырой подъезд, на улице уже смеркалось. Зажглись редкие тусклые фонари, которые сквозь пелену серого ливня выглядели зыбким потусторонним маревом.
В моей квартире было холоднее, чем обычно. Я забрался на диван, не разуваясь, лишь сбросил с себя вымокший до нитки плащ. В комнате царил полумрак, поэтому мне пришлось протянуть руку, чтобы включить стоявший неподалеку древний торшер. Его тканевый абажур с вылинявшими бутонами красных роз тут же приветливо засиял, наполнив гостиную подобием уюта.
На полу у подоконника уже набралась целая лужица мутноватой воды. Капли с потолка со звоном приземлялись в нее, бесконечно вторя свою заунывную осеннюю симфонию. Позади незанавешенного окна порывы ледяного ветра трепали голые скользкие сучья деревьев, словно заставляя их биться в странной и жуткой агонии. Откуда-то снизу, из самых недр старого дома, доносилось бормотание телевизора. Подшивка с бумагами лежала у меня на коленях. Я медленно листал ее, одновременно делая пометки у себя в карманном блокноте, записывая туда фамилии похищенных детей.
Я не соврал Барри, когда сказал, что не могу запоминать имен. С самого детства это проклятие мучило меня и лишало возможности жить, как все остальные люди. Чтобы всегда знать, как меня зовут, я в четырнадцать лет сделал на запястье татуировку с собственным именем. До этого я годами носил в кармане белый картонный прямоугольник, на котором рукой матери заботливо было выведено «Том Колд».
В лицее для мальчиков, куда меня пристроили благовоспитанные родители, я не нашел себе ни друзей, ни теплого места. Все десять лет обучения меня не покидало неприятное чувство, что я здесь лишний и чужой, как инородное тело в воспаленном глазу.
Другие дети избегали меня, потому что я предпочитал проводить время за книгами в общей спальне или в одиночестве гулял в пустынном парке. В первый год после моего появления они едва ли не по несколько раз в день подбегали ко мне стайкой, спрашивали, как меня зовут, словно хотели со мной познакомиться и завести крепкую дружбу. Когда же я поспешно доставал из кармана потрепанных школьных брюк заветный клочок картона, они тут же с громким смехом бросались прочь, выкрикивая мне вслед, что я урод и растяпа.
Второй год в лицее прошел уже гораздо спокойнее. Дети устали от одной и той же однообразной шутки, поэтому больше не подтрунивали надо мной и не унижали, предпочитая вообще не обращать на меня никакого внимания. Я с удовольствием пользовался этим, чтобы притвориться несуществующей тенью, которую обыкновенно не замечают даже на групповых фотографиях. Мне нравилось чувствовать себя призраком…
Хватило несколько секунд, чтобы понять, что все похищенные дети были рождены в один день. В списке пропавших младенцев насчитывалось уже четыре мальчика, и все они родились в один и тот же день – четвертого ноября два года назад. Я невольно вздрогнул, а затем постарался отогнать прочь надвигающиеся мрачные мысли.
Могу поклясться всем, чем угодно, что я не слышал об этом нигде ранее и не читал в газетах. Власти не просто скрывали истинное количество похищенных детей, они умалчивали еще и о том, что между всеми ними была явная взаимосвязь. Но зачем это делать?
Я поднялся с дивана и подошел к груде сырых газет, сваленных в одну большую кучу прямо на полу. Нужная нашлась почти сразу, она лежала практически на самом верху промокшей бумажной стопки, под несколькими пожелтевшими журналами.
Я пробежался глазами по заметке о пропавших младенцах. Никаких упоминаний о том, что похищенных детей уже четверо. Ни одного слова о связанности этих исчезновений. Газета сухо твердила о том, что несколько детей пропали без вести, и полиция пытается отыскать их. Если такая статья попадется на глаза обыкновенному читателю, он не придаст ей особого значения, ведь все сводилось к тому, что дети просто пропали, а не были кем-то намеренно похищены.
Очень странно… Для чего необходимо умышленно скрывать такие важные факты и выставлять произошедшие преступления в совершенно ином свете?
3
В таверне «Синий бык» было непривычно тихо. Обычно в такую мерзкую погоду здесь собиралась толпа бродяг и местных пропойц, которые напивались до полусмерти и горланили басом матросские песни до самого рассвета.