Не расставил ли тайком отец девушки в прокуренном зале двух-трех своих слуг, на случай, если какая-нибудь потасовка будет угрожать его дочери? Возможно. Как знать.
Во всяком случае, в таверне сидели люди Лоренсо. Двое familiares, которых он наставлял несколькими днями раньше, серые и неприметные, выполняли свою будничную работу; они тихо переговаривались, сжимая в руках стаканы с вином, в то время как их глаза шныряли по сторонам.
Они без труда заметили стол Инес, а также зависть, возбуждаемую у окружающих потоком яств, за которыми следила хозяйка; она пробовала их мимоходом, хватая кончиками пальцев то кусочек ягненка, только что из печи, то ямайский перец. Наверняка какая-нибудь богатая семья. Донья Хулия уже знала обоих братьев. Она потчевала их отборными блюдами.
В то время как хозяйка направлялась к кассе, один из двух соглядатаев Лоренсо небрежно встал и подошел к ней. Он тихо задал ей парочку вопросов, которые никто в зале не сумел расслышать. Донья Хулия отвечала быстро, не теряя времени зря. Вернувшись за стол, осведомитель что-то записал в маленькую тетрадь. Другой ни о чем его не спросил.
Несколько дней спустя какой-то плешивый доминиканец, сидящий верхом на осторожном муле, въехал во двор большого дома Томаса Бильбатуа, протиснулся сквозь груды сосредоточенных в нем сокровищ мира и попросил разрешения повидать торговца.
Томас, тотчас же извещенный о незваном госте, встретился с монахом, чей визит его удивил, и представился. — У вас есть дочь по имени Инес? — спросил монах, не слезая с мула.
— Да. А что?
— Мне предписано вручить ей это. От имени Конгрегации в защиту вероучения.
Монах протянул торговцу пергаментный свиток.
— Моей дочери?
— Да.
— Я сам ей его передам.
Доминиканец колебался. Он заявил, что, согласно обычаю, должен вручить повестку адресату в собственные руки.
Томас вырвал свиток у него из рук, развернул и прочел. Затем он прочел послание еще раз, не говоря ни слова.
Монах не мог дотянуться до документа и сказал купцу, что не прочь оставить ему бумагу, но ее содержание следует хранить в строжайшем секрете.
— Естественно, — ответил Томас.
Он поднялся на второй этаж вместе с пергаментным свитком. Встретившиеся хозяину по дороге двое приказчиков задали ему какие-то вопросы, которые он пропустил мимо ушей. Торговец застал Инес в комнате, где она частенько работала. Она регистрировала и размещала с помощью двух работниц рулоны ткани, недавно прибывшие из Китая и Индии.
Томас отослал обеих девушек жестом, закрыл за ними дверь и сообщил дочери, что она только что получила повестку от Конгрегации в защиту вероучения, другими словами, от инквизиции.
Девушка удивилась, не зная толком в силу своей молодости ни истории, ни точного назначения этой организации, которой дети порой пугали друг друга, словно зловещим древним призраком, некогда наводившим ужас на людей. Этаким оборотнем, прожорливым и ненасытным, сказочным зверем, давным-давно не виданным чудищем.
— Что им нужно? — спросила Инес у отца.
— Они никогда этого не говорят. Им нужно тебя видеть. Держи и прочти.
Томас протянул ей пергаментный свиток, и она прочла. Текст послания был очень лаконичным и весьма категоричным. Побледневший отец спросил у дочери:
— Знаешь, зачем тебя вызывают?
— Нет.
— И не представляешь себе, чего от тебя хотят?
— Не представляю.
— На днях, когда ты выезжала с братьями в город, вы были у доньи Хулии?
— Да.
— Пойдем.
Он взял Инес за руку, распахнул дверь и повел дочь в другую комнату. Проходя через коридор, Томас остановился, открыл окно и позвал Анхеля и Альваро, работавших во дворе. Отец велел им немедленно подняться наверх.
Он позвал также их мать Марию-Изабеллу. Вся семья собралась в одной из гостиных дома, за запертыми дверьми. Томас прочел повестку вслух. Мария-Изабелла присела на стул, с участившимся дыханием и остекленевшим взором. Братья стояли молча, опустив руки, и выглядели не такими обеспокоенными.