— Заносчивый? — сердито повторил князь. — Да, он держит голову высоко и имеет на то полное право. Он мой сын, а мужчины дома Арнгира привыкли к победам. Ты возобновишь уроки.
Чареос поднялся, стойко выдерживая ледяной взор князя.
— Позвольте заметить вам, господин мой, что я не получаю никакой платы. Как вольный человек я начал эти уроки и как вольный человек прекращаю их. Я ни с кем не связан обязательством и потому не нарушаю закона.
— Так ты отказываешься загладить оскорбление, нанесенное моему роду? Берегись, Чареос. Подумай о том, к чему это может привести.
Монах испустил глубокий вздох.
— Мой господин, — сказал он наконец, — я отношусь к вам с чрезвычайным почтением. Если вы полагаете, что мой поступок как-то задевает вас, примите мои искренние извинения. Но я с самого начала дал понять ученикам, что на моих уроках титулов не существует, равно как и привилегий. Патрис не только прогнал одного из моих учеников, но и запретил другим исполнять мой приказ. Согласитесь сами, что по всем правилам я должен был отослать его прочь. Я не могу отменить свое решение.
— Не можешь? Скажи уж честно — не хочешь.
— Пусть так. Не хочу.
Повисло холодное молчание. Князь, явно не желая заканчивать встречу таким образом, принялся расхаживать перед окном.
— Хорошо, — сказал он наконец. — Будь по-твоему. Место учителя займет Логар. Мы же с тобой, как условились, увидимся в замке утром Дня Прошений.
— Вы все еще хотите, чтобы я сразился с вами?
— Да, хочу. Или ты и от этой обязанности намерен уклониться?
— Отнюдь, мой господин. С нетерпением жду нашей встречи.
— Тогда до скорого свидания. — Князь улыбнулся, повернулся на каблуках и вышел вон, а Чареос сел на место. Руки у него дрожали, сердце бешено колотилось.
С какой стати князь пригласил его в замок? Их следующий поединок таит в себе какой-то подвох. Уж не хочет ли князь публично унизить его?
Чареос подошел к окну. Самое время уходить отсюда. Можно направиться на север, в столицу, или на юго-восток, в Вагрию. А то и на юг, через надирские земли, — в Дренан с его прославленной библиотекой.
Двенадцать золотых все еще хранятся в его комнате. На них можно купить двух лошадей и припасы в дорогу. Чареос обвел глазами стены, в которых был почти счастлив, — и ему вспомнилась последняя ночь в надвратной башне, где они сидели с Тенакой-ханом, лиловоглазым повелителем надиров.
— Почему же все-таки ты оставил нам жизнь? — прошептал Чареос.
Двухчасовая служба близилась к концу. Чареос любил звучные гимны, распев положенных по обряду молитв и то чувство общности, которым всегда сопровождалось для него утреннее богослужение. Пусть его вера меньше, чем у остальных братьев, — он чувствовал себя единым с Серым Орденом, а бывшему солдату больше и желать нечего.
Он встал с колен и направился к выходу в ряду других. Он шел, как и все, склонив голову, и лицо его скрывал глубокий капюшон. Утреннее солнце было приятным после холодного собора. Чареос вышел в Длинный сад и по террасам спустился к южной калитке. За ней монастырская тишина тут же сменилась шумом толпы, спешащей на рынок. Подхваченный людским потоком Чареос дошел до главной площади и свернул в переулок, ведущий на Скотный рынок. Здесь каждый день на торги собирались знатоки — сельские хозяева и дворяне, с толком судившие о быках и лошадях, располагавшихся в стойлах вокруг арены. Чареос занял место на скамье у самых перил и молча стал смотреть, как на круг выводят быков. Торги длились недолго, особенно быстро распродавались дренайские быки — могучие животные с короткими рогами, настоящие груды мяса. Через час настал черед лошадей. Чареос стал торговаться за гнедого мерина, но его перебил молодой дворянин, сидевший через три ряда дальше. Чалую кобылу тоже пришлось уступить. Следующие лошади были либо вислозадые, либо в годах, и Чареос начал терять интерес к торгам, но после вывели серого. Чареоса не устраивала эта масть: в диких краях она слишком бросается в глаза, не то что гнедая или рыжая. Но сам конь был великолепен: длинная шея выгнута, уши прилегают к черепу, в гордых глазах огонь. У человека, ведущего его, был боязливый вид — он словно опасался, что конь того и гляди размозжит ему голову копытами. Торги шли вяло. Чареос, сам себе удивляясь, поднял руку и еще больше удивился, когда выиграл торг за цену вполовину меньшую той, что предлагал за мерина.
Его сосед наклонился к нему:
— Берегись, брат. Это тот самый конь, который убил Трондиана — сбросил его наземь и затоптал до смерти.
— Спасибо, что сказал. — Чареос встал и прошел на зады арены, где стоял жеребец. Монах погладил его лоснящийся бок. — Я слыхал, ты убийца, Беляшка, — но, полагаю, у твоей истории есть и другая сторона. — Он тщательно осмотрел ноги коня. — Ты славная животина. Нынче я попробую его, — сказал Чареос, подойдя к торговому столу, — но мне хотелось бы, чтобы он постоял у вас до Дня Прошений.
— Как пожелаете, — сказал приказчик. — С вас двенадцать монет серебром за коня и шесть медных за недельное содержание. Не хотите ли седло? У нас есть несколько подходящих.
Чареос выбрал вагрийское седло с высокой лукой и прочную сбрую, заплатил за все и отправился на Суконную улицу. Здесь он приобрел себе дорожное платье: мягкие кожаные сапоги, темные грубошерстные штаны, две толстые белые рубашки и кожаный камзол с подбитыми тканью плечами и прорезями по бокам для пущей легкости движений. Купил он также плащ на меху, из блестящей темной кожи.
— Хороший выбор, — сказал ему торговец. — Кожа вентрийская и не дубеет даже в сильные морозы. Дождь ей тоже не страшен: промаслена на совесть.
— Спасибо. Скажи, а кто здесь считается лучшим оружейником?
— Есть разные мнения на этот счет — но мой брат...
— Твой брат — поставщик княжеского двора?
— Нет, но...
— А кто же поставщик? Купец вздохнул:
— Тут недалеко. Тебе нужен Матлин — его кузня стоит у Южных ворот. Ступай по Суконной улице до трактира «Серая сова», а там поверни направо. Второй дом слева после храма.
Матлин, чернобородый, могучего сложения дренай, провел монаха в пристройку за кузницей. Здесь на стенах висели мечи всякого рода — широкие палаши, короткие колющие клинки, сабли и шпаги, которые носят при себе готирские дворяне. Имелись даже кривые ятаганы и двуострые топоры.
— Какой клинок тебе нужен, сударь мой монах?
— Кавалерийская сабля.
— Не хочешь ли посмотреть товар Бенина? Его оружие дешевле моего, а ты, может, что и подберешь себе.
— Я выбираю только самое лучшее, оружейник, — улыбнулся Чареос. — Покажи мне саблю.
Матлин снял с дальней стены клинок с легким изгибом, увенчанный железным эфесом, и бросил Чареосу. Монах, ловко поймав саблю, взмахнул ею дважды, очертил круг и сделал выпад.
— Вес плохо распределен, — сказал он. — Несовершенное равновесие делает ее громоздкой. Скажи-ка, пожалуй, как пройти к Бенину.
Матлин улыбнулся:
— Ее делал мой подмастерье — ему еще многому надо учиться. Ладно, сударь монах. Пойдем-ка со мной. — И он провел Чареоса во вторую комнату. Там хранились мечи великолепной формы, но без всяких украшений — ни золотого листа, ни серебряной филиграни. Матлин выбрал саблю и подал Чареосу. Клинок, не шире двух пальцев, был остер, как бритва. Эфес охватывал кулак, защищая боевую руку.
— Выкована из наилучшей вентрийской стали и закалена в крови кузнеца. Если и есть где-то сабля лучше этой, я ее не видел. Но достанет ли у тебя средств?
— А что просишь?
— Три золотых.
— На эти деньги можно купить пять лошадей.
— Такова цена. Торговаться у меня не полагается.
— Добавь еще охотничий нож да хорошие ножны — и по рукам.
— Идет. Только нож будет работы моего подмастерья — свои изделия я задешево не отдаю.