Амелию и Вольфа. Или Вульфа, он потом разберется. Женщина глядит на него, и Манн замечает, как что-то блестит в ее глазах. Она почти плачет. Еще миг - и она, не выдержав, обнимает того, за кем пошла когда-то, благодаря кому полностью когда-то давно изменила свою жизнь и стала тем, кем является сейчас. Астронавт рад, безумно рад встрече с ней, но все омрачается именно этими объятиями: тепло Амелии - совсем не то тепло, что он хочет чувствовать сейчас. Краем глаза он замечает, как ту, что была рядом последние два года, под металлические ручки берет робот, видом своим напоминающий КИППа: такой же блестящий своими стальными боками, только имя другое.
- Неси ее в транспортер, КЕЙС, - тут же слышит Манн имя этого робота из уст распорядившегося Эдмундса. - И возвращайся.
- Хорошо, - отвечает робот и уносит спасительницу прочь.
- Как вы себя чувствуете, доктор Манн? - обращается Амелия к астронавту, выпустив-таки последнего из своей слишком жаркой хватки.
- Чуть не задохнулся, - честно отвечает тот, отчего та смеется.
- Извините меня, просто я так рада вас видеть, что... - женщина снова плачет.
Подошедший Эдмундс, коснувшийся ее плеча, поддерживает и отвлекает одновременно.
- Ну что ж, и нам пора, - понимает Амелия и дает вернувшемуся роботу взяться теперь и за Манна. - Сейчас вас доставят с ветерком.
Хью послушно ложится на эти механические руки, податливый, словно тряпка. Просто отдает себя этому роботу, стараясь не думать, что будет дальше, и чувствует, как ветер усиливается или его так быстро несут.
Астронавта укладывают на одну из коек внутри транспортера - вторую уже заняли безвольно лежащей на ней коллегой. Ноа рассеянно улыбается, наблюдая, как ее подопечного укладывают напротив, как КЕЙС после необходимых манипуляций превращается в стальную плиту и ложится на пол, ожидая новых команд.
- Поехали! - провозглашает улыбающийся Вольф или Вульф, и транспортер, тронувшись с места и заставив тем самым все внутри транспортера плыть перед глазами пришельцев, везет своих гостей в неизвестность.
И да, Манна все-таки снова выворачивает.
После
Минуты. Часы. Дни. Он уже и забыл, что это такое и сколько времени длится. Потерянный в оказавшемся линейным в пятом измерении времени, Манн только сейчас понимает, как долго длится одна минута. Она разбивается на целых шестьдесят секунд, за которыми можно наблюдать, лишь глядя на наручные часы. Одна секунда, в свою очередь, разбивается на тысячу крошечных осколков, названных людьми миллисекундами. Их течение невидимо человеческому глазу, настолько стремительно и неумолимо оно движется, насыпая эти крошки целыми пригоршнями из чана будущего в чан прошлого, минуя настоящее. Но Манн готов поспорить, что видит сейчас этот быстротечный процесс и даже различает одну крошку миллисекунды от другой. И эти пригоршни сейчас, словно атомы, собираются в молекулы секунд, которые, в свою очередь, собираются в целые формулы минут, и проходят мимо него - час за часом, год за годом. Хью даже боится представить, как выглядят те пятьдесят лет, что просто ушли, даже не коснувшись его, остались где-то позади и ничего не оставили после себя, кроме странного ощущения, похожего на сожаление.
Да, астронавт почти жалеет о том, что сделал. Он несколько минут желает вернуть это время и вернуться самому в тот год, когда ему было всего-навсего немного за сорок и все самое лучшее, казалось, ждало впереди. Для многих такой возраст почему-то незаслуженно считается чуть ли не концом жизни. Но не для Манна. Тогда казалось, он только-только пробудился, вылупился из кокона неопытной молодости, стер еще теплую слизь наивности и только сейчас предстал во всей своей красе и расправил крылья, словно новорожденная бабочка. Виделось ему великое будущее их миссии, с почти подростковым рвением взялся Хью за дело, вдохновляя своими пламенными речами и горящими глазами других людей. И добился того, что двенадцать астронавтов с полной готовностью отдать свои жизни миссии «Лазарь» рванули прочь из Земли и подались в миры, о которых почти ничего не знали и где, вероятно, могли погибнуть.
Тогда еще не думалось о каком-то там времени.
Но сейчас, лежа в этом светлой палате, чувствуя тепло вокруг себя и слыша ветер снаружи, Манн не может избавиться от этих мыслей, засевающих его душу зернами осознания того, сколько времени он потерял, находясь в сонном ожидании своей смерти.