Но звуки возни снаружи не дают покоя, как и этот свет, исходящий откуда-то сверху и не думающий угасать. Странное ощущение мешает тихо и безмятежно уйти - теплая субстанция лезет в уши, глаза и, что хуже, в нос, не давая дышать. Поганый инстинкт выживания выдергивает Манна из расстегнувшегося мокрого кокона, сотрясает легкие, жестоко прочищает горло захлебывающимся плюющимся кашлем. Желудок выворачивает наизнанку - астронавт едва не опрокидывается на пол из своей криокапсулы. Взгляд невольно цепляется за темный туманный силуэт, шевелящийся неподалеку. Манн продирает глаза, трет их мокрыми ладонями и видит человека, завернутого в покрывало неясного сероватого оттенка и держащего обеими руками что-то, похожее на глубокую миску.
Ноа.
Она пытается ободряюще улыбнуться астронавту, но получается лишь на миг - в следующую секунду новая порция раствора из глотки заставляет ее уткнуться лицом в свою миску.
- Здравствуйте, доктор Манн, - приветствует его подошедший робот. - Как ваше самочувствие?
Тот слышит вопрос словно сквозь вату - будто издалека, смутно, еле уловимо. Да даже если б и понял, что хотят узнать у него, - вряд ли сразу нашелся, что сказать. Вместо поисков ответа Манн снова цепляется взглядом в немного более прояснившиеся детали окружающей обстановки - голые ноги коллеги, свесившиеся с края криокапсулы с капающей с них водой; робот, снующий туда-сюда и заботящийся о только что проснувшихся кусках мяса; свет, немигающим теплым сиянием озаряющий металлическую обшивку отсека.
- Доброе утро, доктор Манн, - голос этот, словно спасательный круг для тонущего. - Как спалось?
Долго. Невыносимо долго, видение по имени Ноа.
Он до сих пор не может поверить.
Даже когда Ноа спрашивает через полминуты:
- Ну что, теперь верите мне?
Даже когда она, не дожидаясь ответа от своего подопечного, встает босыми ногами на мокрый пол и едва не падает, цепляется за свою колыбельку, тихо ойкает, но удерживается на ногах и, все еще держась за капсулу, выпрямляется, поправляет на себе покрывало, едва не оголившее плечи. Все эти неуклюжие движения кажутся ему неописуемо, почти божественно красивыми.
Но все меняется, когда Ноа касается его плеча. Ее прикосновение своим теплом пронзает все его существо одной мыслью: все, что творится сейчас, - не сон. Реальность бьет по голове, оглушает, и Манн не замечает, как цепляется в свою коллегу, стискивает ее в своих руках, обнимая, изо всех сил почти до хруста костей последней. Теплая, мягкая, живая.
Настоящая.
Ноа в растерянности. Едва обсохнувшая, она терпит теплую сырость, раствором пропитавшую рубаху ее подопечного, слишком сильные объятия, из которых не вырваться. Все, что она может сейчас, это обнять ученого в ответ, побыть для него, глухо рыдающего сейчас в ее плечо, эдакой жилеткой. Вполне ожидаемые реакции ослабшей за столько лет нервной системы этого человека, которым она не может удивляться. Ведь после долгой спячки с людьми и не такое случается, а слезы - это защитная реакция на потрясения разной степени глубины. Это нормально.
- Все хорошо, доктор Манн, - те же слова звучат из ее губ, как и на той ледяной планете. - Все хорошо, вы верите мне?
Ученый лишь хнычет в ответ, прижимая ее к себе еще сильнее, будто хочет раствориться в ее живом тепле.
Когда все-таки Манн отцепляется от своего первого человека, последняя предлагает:
- Как вы относитесь к тому, чтоб принять душ?
Душ. Тот уже и не помнит, что значит это слово, но почему-то молча, одним кивком головы принимает предложение. Будто где-то очень глубоко внутри себя чувствует, что это хорошо.
Не просто хорошо, а божественно прекрасно.
Манн понимает это, едва вода приветливыми брызгами начинает шлепать его по изможденным плечам, омывать голову, оплетать прозрачной невесомой сеткой исхудавшие руки и ноги. Не в силах больше держаться на ногах, Хью просто садится на потеплевший металлический пол, оперевшись боком о стену душа, наслаждаясь этой прозрачной теплой жидкостью, смывающую с его тела остатки воспоминаний о том ледяном аде, что едва не выморозил с человека остатки жизни.
Ноа не мешает ему и, решив, что помоется потом, уходит в комнату связи, чтобы посмотреть новое сообщение, адресованное лично ей. И сейчас для его просмотра выдается идеальное время.
Глаза успевают высохнуть прежде, чем Манн выходит из кабинки, завернутый в большое полотенце. Женщина замечает, насколько худые ноги ее подопечного, и провожает астронавта в его спальный отсек, где последнего уже ждет кипа чистой одежды.