Идущий впереди отряда остановился за несколько шагов перед нами и лаконично осведомился:
— Чего надо?
Несмотря на весьма холодный прием, я заметил одобрительные взгляды, которыми они исподтишка окидывали красивую девушку, губы которой чуть тронула приветливая улыбка.
Я чистосердечно признался:
— Надо вашего коменданта.
После напряженной умственной работы, перипетии которой ясно читались на лице предводителя, он нашелся:
— Зачем?
Поняв, что я забавляюсь, и диалог наш может продлиться до вечера, ведунья вмешалась:
— Мы пришли, чтобы сообщить ему об угрозе нападения на крепость, и он вас не похвалит, если время будет упущено. Или вы нас боитесь?
Ответом на столь возмутительное предположение был громкий хохот, больше похожий на грохотанье каменного обвала, за чем последовало приглашение отправиться в форт.
Я с удовольствием человека, любующегося хорошей работой, оглядывал растущую по мере приближения к ней громаду крепости, которую невозможно было взять изгоном, — стремительным набегом. Нападавшие были бы вынуждены прибегнуть к многомесячной осаде, лишь с помощью такого облежания, когда истощатся запасы воды и продовольствия, можно было надеяться на завоевание форта.
Нас подвели к опущенному мосту через глубокий ров, дно которого было утыкано острыми металлическими кольями. Вынутый грунт использовали для насыпи с крутым внешним и более пологим внутренним склонами. Узкая полоса земли между рвом и валом не давала почве осыпаться.
В нижней части насыпи без скрипа отворились тяжелые, окованные металлом ворота. Деревянная башня над ними с узкими бойницами служила не только дозорным пунктом, но и позволяла обстреливать подступившего врага.
За воротами мы миновали еще два вала и рва, наконец попав внутрь гарнизона. Там на вытоптанной, без единой травинки глинистой земле, поднимая клубы пыли, топтались орки, сражаясь мечами и топорами, выкрикивая гортанный боевой клич, то и дело заглушаемый язвительными зычными замечаниями старшего, наблюдающего за тренировкой.
Весьма изобретательно он сравнивал их с жабами, рассевшимися на дороге, недвижными пиявками и клопами, насосавшимися крови и другой столь же привлекательной живностью.
Увидев людей, появившихся в сопровождении отряда, орки прекратили битву, повернув головы к нам. Они представляли собой весьма живописное зрелище — облитые потом, блестящие под лучами солнца мощные тела, маленькие глазки, еще пылающие азартом и злобой боя, тонкие струйки крови от нанесенных ранений, неизбежных при использовании боевого оружия.
Старшина опомнился первый и, раздражаясь на собственное любопытство, заорал страшным голосом, привлекая внимание подопечных. Предводитель нашего отряда, оставив нас на попечение своих людей, отправился в отдельно стоящий небольшой дом, где, очевидно, обитал начальник форта.
Воспользовавшись представившейся возможностью, я постарался внимательно оглядеться, наметить пути вероятного бегства, но таковых не обнаружил.
Внутренний земляной вал венчала такая же высокая бревенчатая стена, как и две предыдущие. По всей ее длине с четырех сторон шла неширокая галерея. Над ней были прорезаны узкие бойницы на тот случай, если падут другие укрепления и придется отбиваться за последним из них.
Эти меры предосторожности свидетельствовали о предусмотрительности орков. Но в общем строения казались совершенно неприступными, и было маловероятно, что враг сумеет добраться так глубоко в крепость.
Ведунья заметила:
— А ведь совершенно так и люди строят свои укрепления. Вспомни Киевские ворота и Золотые ворота Владимира, в наших городах зачастую даже меньше рвов и стен.
Я кивнул головой, соглашаясь. Где-то здесь, как и в любой крепости, должны быть потайные ходы наружу, но как я ни приглядывался, заметить мне их не удалось.
По углам укрепления высились сторожевые башни, возле одной из стен, ближней к реке, располагались приземистые бараки для воинов, амбар, возле которого сейчас разгружали телегу с мешками муки. Там, вероятно, хранились запасы на каждый день и на случай осады.
Посреди площади, под навесом из парусины, стояло высокое деревянное кресло, покрытое волчьими шкурами, спинка наверху была украшена грубой, но не лишенной своеобразной красоты резьбой и золотыми шарами.
Горкан стоял в густых кустах гномьего тамариска, не сводя глаз с зубчатых стен Кеграмского форта. Там, внутри этих стен, он родился. Там была его судьба, которая так и не исполнилась. Он мог стать комендантом крепости; но теперь стоит подле нее, как вор, как враг.