Он поднялся с лавки, потянувшись и вновь устрашая своими размерами. Затем начал расхаживать вокруг стола, заставляя нас вертеть головами, чтобы видеть его лицо. На ходу разминаясь, Гриург откровенно заявил:
— Жаль его, да что скрывать — смерть старика открыла мне дорогу и я стал начальником форта. Но первые несколько дней дались мне нелегко — я ведь жил в том же доме, и каждую ночь как будто кто появлялся в комнате, я ощущал пристальный недобрый взгляд, жгущий затылок, но как только пытался стремительно обернуться, никого не находил. Наконец мне стало казаться, что скоро шея моя скрутится жгутом.
Я вставил свое слово:
— Точно как у нас со Снежаной, ты же ходишь кругами, а мы тебя пытаемся поймать.
Он остановился, как будто только сейчас поняв, что находился в непрерывном движении и засмеялся:
— Ладно, я сяду, а то и правда головы поотваливаются. А с гостями, — тут он ужасающим образом скривился, подмигнув Снежане, — тем более, такими красотками, следует обращаться прилично.
Та улыбнулась в ответ, синие глаза заблестели, губы приоткрыли белые зубы, и орк, любуясь ею, на секунду замер в нелепой полусогнутой позе, прервав процесс усаживания на лавку.
Проведя руками по лицу, восстанавливая его серьезность, он продолжил:
— А ночами спать не мог, все мерещились отрубленные головы на столе да игрушки, стоящие напротив. Стыдно признаться, спал с зажженным факелом, темноты стал опасаться. Однажды проснулся — черно вокруг, по комнате белые огни летают, на снег похожие, пол, лавка трясется, как будто из подземелья кто выбраться хочет.
Я на крышку пару сундуков навалил с золотом, серебром, оружием, еле с места сдвинул такую тяжесть. Сам пошел по форту, вроде стражу проверяю, да так всю ночь и бродил.
К рассвету решил, что от чаши избавлюсь, не посмотрю на то, что каган скажет. Да вряд ли он против будет, когда узнает, что случилось в крепости. Зашел в комнату — сундуки на прежних, обычных местах стоят, крышка откинута, но замок на двери комнаты в подвале, где чаша стоит, заперт снаружи.
Уже ни о чем не думая, решил прилечь на часок, кошму откинул — а на лавке две вырезанные из дерева руны лежат, одна в прямом положении, другая в обратном, но обе символизируют дурное — внутреннее зло и внутренний враг.
А между ними фигурка маленького мальчика на коленях матери, лица обоих искажены, то ли от боли, то ли от горя.
Тут у меня и сон прошел, крикнул троих своих лучших людей, самых осторожных, опытных, умных. Велел отнести чашу и знаки эти в степь, подальше, да там и закопать. Но они не вернулись, и мы не нашли их, так что не знаю, что стало с черепом.
— Любой магический предмет оставляет астральный след, — заметила Снежана. — Это как раненый враг, за которым тянутся капли крови. Вы не пытались идти по ним?
Гриург досадливо крякнул.
— Об этом я знаю, но в форте не нашлось умелого мага. А когда колдуна прислали, он сказал, что поздно, время упущено — ничего найти больше нельзя.
Ведунья разочарованно посмотрела на меня.
— Так мы даже не сможем найти место, где она закопана.
Я отозвался:
— Мы не знаем даже, в земле ли она, ведь орки пропали, а только они могли знать о ее судьбе.
Гриург с сомнением покачал головой:
— Кажется мне, что не чашу следует искать, а начинать с родового гнезда вашего князя Всеслава.
Я удивился.
— Почему ты так считаешь? Он был убит уже взрослым мужчиной, что может открыть нам его дом?
Орк с некоторым раздражением ответил.
— Да откуда мне знать? Но сам посуди, первые двое, умирая, упоминали его имя, говорили о доме, предательстве в нем, каком-то зле. О каком человеческом доме они могли говорить? Только о дворце князя. Я отослал Рандора, сказал, что все ему привиделось, чтобы не было лишних фантазий, да только он всю правду сказал. Те, которых воронка затянула, тоже кричали почти об этом, я слышал собственными ушами. А потом игрушки эти, фигурка матери с ребенком, руны — все говорит о том, что эта история связана с домом, а раз череп принадлежит Всеславу, то и дом должен быть его. Впрочем, это мои домыслы, а вы поступайте как угодно. Только если что разузнаете, постарайтесь сообщить — мне и просто интересно, да и, может быть, новые сведения послужат оправданием перед каганом, ведь чашу я не сберег, а он еще ничего не знает.
Мы обещали выполнить его просьбу, тем более, что нам это ничего не стоило, а поддерживать хотя бы подобие добрых отношений с орками было со всех сторон полезно.