Приехав в Киев, он сидит в душном здании склада, скупясь, торгуется за медную монетку, а вечером выпивает в полутемной таверне бутыль кислого вина, — и по-детски рад, что так славно покутил в столице.
Живой мертвец, стоявший у задней стены таверны, видел таких достаточно. Возможно, и сам был одним из них, пока дышал, а тело его содрогалось от переливающейся внутри жидкости.
К счастью, теперь это позади — кровь, лимфа, желчь, вся эта мерзость была слита из его сосудов, смыта раствором спирта, и теперь ее заменил чистый, добрый формальдегид.
Он не мог позволить себе гнить и разлагаться, как другие мертвецы. Его задача — охранять Лорда, пока тот в городе, а с такой работой плохо пахнуть нельзя.
Упырь подумал о том, что надо будет еще извлечь сердце и селезенку. Обычно их оставляют в теле, но все-таки лучше вынуть, и набить вместо них проспиртованных опилок.
Подвыпивший купец чуть споткнулся, но удержался на ногах и стал смеяться, напрасно притворяясь трезвым. Он немного раздражал упыря.
Здесь, в городе, Лорду угрожает опасность. У хозяина много врагов, и каждый может напасть неожиданно. Поэтому упырь и стоял здесь, у бокового входа в таверну, — он следил, не появится ли кто подозрительный. А этот купец закрывает собой улицу.
Вдруг за его спиной, прячась за ним, подкрадывается убийца?
Надо велеть мужику убираться. Да, так и нужно сделать.
Горкан сделал еще три шага, слегка покачиваясь, и только потом снес упырю голову. Стальное лезвие выскользнуло из рукава быстро и бесшумно. Несколько пузырей формальдегида вспучились над разрубленной шеей, потом опали.
Маска подвыпившего купца слетела с лица шамана. Здесь, в городе, Лорд зомби терял свою силу, — но только не он, Горкан. Преимущество вновь было на его стороне.
Голова упыря лежала на мостовой, слегка покачиваясь, глаза вращались. Шаман нанес еще один удар, и разрубил ее надвое.
Выпрямившись, цепко ощупал переулок взглядом. Не видел его какой-нибудь досужий прохожий, случайно заглянувший в узкую щель между домами? Не открылось ли наверху окно, не мелькнула ли за ним тень?
По мостовой прогромыхал экипаж, запряженный парой лесных дракков. Убедившись, что чары иллюзии надежно скрывают его, шаман шагнул вперед, быстрым движением вытирая клинок о тело упыря.
Ни к чему, чтобы запах формальдегида насторожил остальных.
Задняя дверь таверны оказалась открыта. Не имело смысла запирать ее, ведь рядом стоял часовой.
Дальше все было просто.
Подняться наверх, по узкой скрипучей лестнице. Зарубить мертвецов, которые несут стражу в коридоре, — шаман знал о них от полового, которого подкупил. Вышибить дверь, войти и убить Лорда.
Нога Горкана коснулась нижней ступени.
Он ненавидел свой человеческий облик, и порой презирал себя за то, что не унаследовал роста и силы отца.
Однако порой ему приходилось признать, что в таком теле тоже есть свои плюсы — например, малый вес. Орк не смог бы так бесшумно подняться по лестнице, несмотря на звериную ловкость.
Горкан вспоминал бы о таких преимуществах чаще, не будь они его частью. То, что у нас есть, мы редко ценим — прежде всего, свои таланты.
Сделав второй шаг, он заметил легкое колебание света. Солнечные лучи играли в пустоте, словно звуки, которые давно должны были смолкнуть.
Если бы Горкан имел привычку улыбаться, он бы это сделал. Обычный человек мог не заметить эти легкие всполохи, растворенные в полумраке лестницы. Но внимательные глаза мага увидели их сразу.
Недаром говорят, что слово «зоркий» произошло от «орк».
Колдовской барьер. Возможно, он безвреден и просто должен сообщить нежити о том, что кто-то идет. Или, стоит коснуться невидимых нитей, как тебя охватит черное пламя, принесенное проклятыми душами из темниц Нидгаарда.
Лорд зомби не мог воспользоваться своим могуществом, пока находился в городе. Поэтому мертвецу приходилось полагаться на обычное колдовство, — хотя и очень сильное.
Горкан высыпал на лестницу немного порошка, который хранил в рукаве, в потайном кармане. Колба с таким же снадобьем была привешена к поясу, однако шаман не хотел тратить даже пары секунд, поэтому не стал доставать ее.
Прозрачная пыль пушистым снегопадом осела на ступени. Каждая крупинка вспыхивала — то ярко-голубым светом, то изумрудным, то вдруг становилась черной.
Могло показаться, будто они меняют цвет, но шаман знал, что это не так. Падая, частички порошка поворачивались к нему разными гранями, каждая из которых была особой.
Тот, кто следил бы за этим представлением с другой стороны, увидел бы совершенно другую радугу оттенков.